Свиньи олимпийской породы - [14]

 Там были и жены «спортсменов», и дети, и, сожалевшие о неспособности принять участие в ежегодном развлечении, старики. Как правило, выпив заготовленного для излечения будущих травм самогона, они рассказывали о прошедших битвах, в которых принимали участие сами. Недостатка в восторженных слушателях не было.

 В кулачном бою существовали незыблемые правила, за нарушение которых виновник избивался своими же земляками. Были запрещены удары ногами и ниже пояса. Драка, в которой обычно участвовало по сто человек с каждой стороны, была чисто кулачная. Она так и называлась — «кулàчки». Любой нежелающий или неспособный продолжать «меситься» мог выйти из боя просто подняв руку.

 Бойцы раздевались до пояса и сходились «стенка на стенку» под улюлюканье болельщиков.

 Как заканчивается битва и кто в ней победил — не оговаривалось. Каждый считал себя победителем, а драка завершалась сама собой. После боя начинался совместный пир окровавленных участников и зрителей. Пьянка и братание недавних врагов, но, на самом деле, старых знакомых и собутыльников, была не менее важна, чем само состязание, приводившее к потере десятков зубов. Как утверждал Федотов, на его памяти дважды случались «смертные» случаи, но ни к каким последствиям это не привело, так как среди «спортсменов» были местные милиционеры и высокопоставленные комсомольцы, а среди зрителей — председатели колхозов, райкомов и другие важные дядьки.

 Максим был равнодушен к столь активному времяпрепровождению, и это огорчало Сергея. Многие их сослуживцы, наслушавшиеся рассказов Федотова, горели желанием поехать в пензенскую область и принять участие в крушении челюстей заранее ненавидимых ими красноперцев.

 Но Серега считал своим главным другом Максима и он никак не мог понять, почему Макс не жаждет сражаться бок о бок с ним. Однако Яцкевич не любил насилие, что не мешало ему частенько ввязываться в драки. Об этом свидетельствовало отсутствие половины переднего зуба и многажды сломанный нос. В последний раз его сломали чуть больше полугода назад в этой же части, из–за категорического отказа унижаться. Самое смешное было то, что «противник насилия» ударил первым в случае, когда ситуацию можно было решить мирным путем.

 Дело в том, что Максим слишком много думал. Он думал о «дедовщине» и о своей незавидной роли «духа» в неуставных взаимоотношениях. Он думал, как ему быть, когда придет его черед прогибаться. Опций было несколько, но он принял самое тяжелое решение. Теория была такова: например его заставляют стирать чужие портянки. Вариантов его ответных действий — три.

 Первый: он подчиняется. В этом случае Максим временно избегает побоев, но на полгода остается «зачмореным духом» — самой бесправной и унижаемой категорией в советско–армейской иерархии.

 Этого он не хотел. Второй: он отказывается, его принуждают, побив. В этом случае он остается обычным «духом», не потеряв самоуважения и не упав в «общественном мнении». Такой вариант развития событий устраивал его намного больше, но наилучшим он считал третий: При первом же проявлении «дедовщины» он сам должен ударить «деда», причем желательно не один раз, нанеся тому максимальный ущерб. Конечно, в результате этого демарша он будет смертельно избит всеми находящимися рядом старослужащими, но Макс надеялся, что его не забьют до смерти и не нанесут ему серьезных повреждений. Ведь и «деды» помнили о военной прокуратуре, а близость свободы усиливала страх перед дисбатом. Зато потом, помня о возможных последствиях, его никто никогда не тронет.

 В результате этих размышлений Макс выбил зуб первому же «деду», который вежливо попросил почесать ему пятку. Ударил без предупреждения, даже не объяснив, почему он не хочет делать такую мелочь. Естественно, Яцкевич был зверский избит, после чего попал в санчасть, о которой оставил самые ужасные воспоминания. К нему приходил следователь и вкрадчиво просил Макса назвать имена нападавших, но «дух» упорно повторял, что он несколько раз упал с потемкинской лестницы. Этим он заслужил общее уважение, что было очень важно для салаги–еврея. Впоследствии Макс понял, что эта теория хороша для любого вида конфликтов, будь то дворовые, семейные или межгосударственные.

 Если ты не боишься, если готов на эскалацию — вовсе не нужно лезть в драку. Достаточно дать понять, что ты готов к бою и не отступишь. И тебя больше никогда не будут трогать.

 Максим прервал разглагольствования Федотова о прелести «кулàчек» и вкратце рассказал ему о своем опыте противостояния со старослужащими. После того, как их на время разделила одна из воронок, которую они обогнули с разных сторон, друзья снова сошлись. Сергей заговорил не сразу. Некоторое время он думал, кривился и сплевывал через выбитый зуб. Потом толкнул Яцкевича плечом и нехотя сказал:

 - Хорошо тебе, Макс, говорить. — Сергей зажал одну ноздрю и выдул соплю на подсохшую землю. — Ты только полтора месяца по–настоящему был «духом», а ведь в «учебке» все равны, все «духи». «Дедов» немного, только сержанты. Уставщина для духов лучше дедовщины. Хотя и тоже, ептать, не сахер.

 - Так–то оно так, Серега, но и там были свои заморочки. Знаешь, что такое шесть часов строевой подготовки в день? Или еще была фишка: каждый вечер отбивались на «три скрипа». Ужас!