Свингующие пары - [11]

Я прикусил монетку и начать искать Алису

***

Погрязнуть в адюльтере, это все равно, что пропустить на ринге.

Ты вроде бы, еще передвигаешься, и даже можешь руками размахивать. Да только никакого секрета для противника уже не представляешь. Он знает, куда ты сделаешь следующий шаг, куда попробуешь ударить, чем защититься. Ты для него весь – как раскрытая книга, и это тот частый случай, когда избитая метафора совершенно точно описывает ситуацию. На то их, метафоры, столетиями и обтачивали. Итак, ты не загадка. Просто потому, что ты пропустил несколько раз в голову, и утратил реакцию, и, – на самом-то деле, – и силы и волю победить. После того, как пропустил хороший удар, все теряет смысл. Главное уже случилось.

Все, что произойдет дальше, не имеет никакого значения.

Об этом знаете и ты, и твой соперник, и судьи, и те, кто в зале. И ты просто отбываешь номер. И сам это знаешь.

Так же с и адюльтером.

Ты сколько угодно можешь говорить и думать о том, что ты совершенно независим от своей любовницы, но в тот момент, когда ты понимаешь, что ни о чем больше думать не можешь, – кроме как о вашей связи, – ты пропал. В 16 лет мне нравилось называть это любовью.

В 34 я предпочел считать это психологической зависимостью.

Так или иначе, ты не замечаешь ее, но она уже в тебе. И хотя ты продолжаешь выполнять все необходимые ритуалы, – и со стороны выглядишь, как человек, который реагирует, действует и выбрасывает руки при виде угрозы, – на самом деле ты уже наполовину отключился. Случилось это и со мной. Кто знает, каким был первым удар, приведшим меня к этому плачевному состоянию? Я могу лишь вспомнить день, когда вдруг понял, что завишу от своей любовницы. Мы состояли в незаконной связи несколько месяцев. Обычно я снимал квартиру, которая находилась где-нибудь в удаленном районе города и мы встречались там: она – пропуская хлопоты в каком-то модном журнале, которому попечительствовала (попросту проводила там три-четыре приятных часа за болтовней и кофе), я – ничем не жертвуя, потому что давно уже даже не писал книги, и не был связан условностями вроде офисной работы. Она предупреждала, что не придет, кого-то из своих помощниц, половина из которых, полагаю, были осведомлены о нашем романе. По крайней мере, так я подумал, когда однажды пришел к ней на работу. Редакция довольно модного женского журнала. Это был первый и последний раз, когда я был у нее на работе. Там хорошо пахло, не было обычной мебели – везде валялись лишь модные разноцветные пуфики, на которые вы буквально ложились, – много стекол, много зеркал, все новое, необычное. Как говорят – «продвинутый офис». Девушки ему соответствовали. Всем им было лет по двадцать, все они походили на существ необычной породы: крашенные эльфини с необычными прическами, чересчур тонкими запястьями, в необычных, дорогих и красивых вещах, они словно и не говорили, а щебетали.

И когда я зашел, вспорхнули потревоженной стайкой экзотических попугайчиков.

Щебеча, разлетелись по огромному помещению – позже я узнал, что это был переоборудованный заводской цех, еще одна модная примета, – и одна из них заколотилась в стеклянную дверь, откуда вышла Лида. Настоящая и живая в свои тридцать два года. Всего на год младше меня, мы, практически, были ровесниками. В этот момент, думаю, всем все стало понятно.

Если, конечно, были хоть какие-то сомнения на наш свет.

В чем я очень сомневаюсь. Лида улыбнулась мне слегка недоуменно и пригласила легким взмахом руки в свой кабинет. Я помедлил достаточно для того, чтобы она слегка встревожилась, и придирчиво оглядел ее. Девочки делали вид, что работают, но смотрели на нас с обожанием. Это вечное заговорщицкое сочувствие, которое испытывает всякая женщина в отношении своей куда более удачливой товарки. Думаю, заявись в этот момент в офис муж Лиды, – Диего, – каждая из ее чересчур юных, чересчур изящных и красивых помощниц бросилась бы мне на шею, лишь бы спасти тайну, ставшую нашей общей.

Наш разгоравшийся адюльтер.

Лида, без сомнений, поняла все, что я чувствовал и рассматривала меня в ответ, слегка наклонив голову. Она была близорука, как я. Я поднялся взглядом по ногам – что-то телесного цвета, – к юбке, слегка примятой сбоку, обвил взглядом талию, словно узел завязал, пробежался – слегка касаясь ресницами – по дорожке от устья до самого пупка, слегка куснул под грудью, скользнул за спину, и крепко прижал к себе, впившись в шею. Взглядом, взглядом, конечно. Она, клянусь, почувствовала. Только после того, как она чуть покраснела, я кивнул, и, изобразив из себя обычного увальня и тугодума, прошел. Она закрыла дверь, сказала:

Где Алиса, сказала она.

За городом, сказал я.

Моет кости в сауне с подругами, и перемывает мужу кости с ними же, сказал я.

У меня двое суток, сказал я.

А у меня всего-то час, сказала она.

Значит, у нас очень мало времени, сказал я.

Это достаточно опасно, сказала она.

Я не трахаться, сказал я.

Еще чего, сказала она.

Отсоси мне, сказал я.

Она слегка надула губы, вновь наклонив голову. Я ждал. Она повернула голову к двери, и подняла брови. Я слегка пожал плечами. Мы разговаривали едва слышно, шепотом.