Свинцовый вердикт - [48]

— Хорошо бы из этого разговора вышел какой-нибудь толк.

— Толк выйдет, Уолтер. Как только вы перестанете таиться от меня. Если я знаю то, что знаете вы, значит, никто не сможет ударить меня из-за угла пыльным мешком по голове. Я буду знать о ходах, которые собирается сделать Голанц, еще до того, как он их сделает.

Эллиот кивнул, словно бы соглашаясь.

— Я не убивал свою жену и ее дружка-нациста, — произнес он. — И сказал вам об этом в первый же день нашего знакомства.

— Этого недостаточно. Я же вам говорю, я должен знать, что там произошло на самом деле, Уолтер, иначе мне придется уйти.

— Но это просто смешно. Ни один судья не разрешит вам уйти в середине процесса.

— Хотите пари на вашу свободу? Если я захочу избавиться от вашего дела, я найду способ, позволяющий сделать это.

Он помолчал.

— Вам следует быть поосторожнее с вопросами. Заведомое знание чьей-то вины может оказаться опасным, — наконец произнес он.

Я наклонился к нему над столом:

— Я ваш защитник, Уолтер. Вы можете рассказать мне обо всем, что сделали, и дальше меня это не пойдет.

Прежде чем он успел открыть рот, подошел официант с бутылкой европейской воды и тарелочкой с нарезанным лимоном. Эллиот подождал, когда официант наполнит мой стакан и удалится.

— Собственно, что у нас с вами происходит? Вы великолепно поработали, готовясь защищать меня, уложились всего в две недели. Поразительно!

— Хватит чушь молоть!

Я сказал это слишком громко. Эллиот выглянул из кабинки и сразу же натолкнулся на недоумевающий взгляд женщины, сидевшей за ближним столиком и услышавшей меня.

— Вы бы все же говорили потише, — сказал он мне. — Конфиденциальность отношений клиента и адвоката не распространяется за пределы этого столика.

Я вглядывался в его лицо. Я понимал, он напоминает мне о том, в чем я только что заверил его, — о том, что сказанное здесь должно здесь и остаться. Может быть, он все же решил заговорить? И я разыграл единственного туза, какой у меня имелся:

— Расскажите мне о взятке, которую дал Джерри Винсент.

В глазах его мелькнуло потрясенное выражение, потом понимание — это он усвоил услышанное. А следом и проблеск сожаления. Я тоже пожалел — о том, что рядом со мной не сидит Жюли Фавро, она разобралась бы в его эмоциях лучше, чем я.

— Информация, которой вы владеете, чрезвычайно опасна, — сказал он. — Откуда она у вас?

Разумеется, я не мог признаться, что ею снабдил меня детектив.

— Скажем так, я получил ее вместе с вашим делом. У меня в руках оказались все записи Винсента. Трудно было не заметить, что он передал кому-то, неизвестно, правда, кому, сто тысяч, взятых из полученного от вас аванса. Так что же, из-за этой взятки его и убили?

Эллиот сжал двумя пальцами тонкую ножку бокала с мартини, выпил все, что в нем еще оставалось. Потом кивнул кому-то невидимому, словно бы стоявшему за моим плечом.

— По-моему, правильнее будет сказать, что к смерти Джерри Винсента привело определенное стечение обстоятельств.

— Уолтер, мне нужно защищать вас. И себя самого тоже.

Он кивнул:

— Думаю, вы уже обнаружили причину его смерти. Она присутствует в папке с делом. И вы даже говорили мне о ней.

— Не понимаю. О чем я вам говорил?

— Он собирался отложить начало процесса. Вы же нашли его ходатайство. И его убили, прежде чем он успел это ходатайство подать.

Я пытался свести все воедино.

— То есть его из-за этого и убили? Но почему?

Эллиот склонился ко мне. Теперь он говорил почти шепотом, еле слышно:

— Хорошо, раз вы просите об этом, я вам скажу. Да, взятка имела место. Он отдал деньги, было назначено время начала процесса, все, что ему оставалось, — подготовиться к названному сроку. А потом он передумал и пожелал отсрочки.

— Почему?

— Думаю, он решил, что сможет выиграть процесс и без взятки.

Походило на то, что о телефонных звонках ФБР и об интересе этой организации к Винсенту Эллиот не знал. А то, что ФБР занялось им, вполне могло заставить Джерри пожелать отложить процесс, который был построен на подкупе.

— Стало быть, его убили из-за попытки отсрочить процесс?

— Думаю, что так.

— Это вы убили его, Уолтер?

— Я не убиваю людей.

— Ну, тогда приказали убить.

Эллиот покачал головой:

— И не отдаю подобных приказов.

В кабинку вошел официант с подносом и подставкой. Он отделил филе от костей, разложил нашу рыбу по тарелкам и поставил их на стол вместе с новым мартини для Эллиота. Затем откупорил бутылку вина и спросил, не желает ли Эллиот попробовать его. Тот отрицательно покачал головой.

— Хорошо, — сказал я, когда мы снова остались наедине. — За что он дал взятку?

Эллиот одним глотком выпил половину мартини.

— Ну, если как следует подумать, это станет очевидным. Отсрочить процесс нельзя. Почему?

Я не сводил с Эллиота глаз, однако на самом деле на него уже не смотрел, потому что решал в уме задачку. Перебрав в уме все возможности — судья, обвинитель, копы, свидетели, присяжные, — я сообразил, что взятка и невозможность отсрочить процесс пересекаются только в одной точке.

— Среди присяжных есть подсадная утка, — сказал я. — И кто-то пристроил ее туда.

Эллиот помолчал, давая мне возможность мысленно пройтись по лицам людей, сидевших на скамье присяжных.