Свидетельство обвинения : церковь и государство в Советском Союзе - [7]

...У нас, в России, революция произошла в значительной мере на почве материальной несправедливости, в целях достижения возможно более полных желудочных благ. [2]

Многих не устраивало существовавшее распределение материальных благ между отдельными слоями населения царской России. Можно возразить, но не стоит делать это очень бурно.

В последний период существования царской России (1905-1917 гг.) правительство предоставило права существования (если говорить о духовно-политической стороне жизни) всем группам и течениям. Противники государственной идеологии, пусть с некоторыми осложнениями, но все же могли распространять свои идеи, организовывать свои партии, проводить своих кандидатов в правящие органы, имели свои вольные типографии. Духовных свобод добились. Ничуть не меньших, чем мы имеем сейчас. Неудовлетворенными остались материальные запросы. Это и привело к революционному взрыву.

Легко заметить, что "многообразие" мотивов вообще всех известных восстаний и революций укладывается в две категории: жажда прибылей и жажда почестей. Еще Платон утверждал, что стремление к обогащению является одной из двух основных причин восстаний, подразумевая под второй жажду почестей. "Одной из причин восстаний бывает стремление к обогащению". [3]

Еще более недвусмысленно отметил эту черту революционеров Федор Михайлович Достоевский в "Бесах". "Почему это, - недоуменно спрашивает он, - все эти отчаянные социалисты и коммунисты в то же время и такие неимоверные скряги, приобретатели, собственники, и даже так, что чем больше он социалист, тем дальше пошел, тем сильнее и собственник... почему это?" [4]

Кроме этого, без труда можно увидеть, что стремление к всестороннему уравниванию составляющих общество слоев в русской революции исходило из самых низких общественных групп. [5]

Схематически этот революционный порыв можно представить следующим образом.

Неимущие народные массы, в целях полного равноправия, берутся за оружие и ценой крови и насилия отторгают себе свою долю (и даже больше, если помнить, что имущий класс вообще не участвовал в этой "целогосударственной дележке добычи", их-то и за людей почти не считали за немногими исключениями, когда молодое советское государство встало перед проблемой необходимости научных работников и технических специалистов, которых можно было найти исключительно только в этой среде), так вот, революционные массы отторгают себе свою долю материальных ценностей.

Не происхождение, не идеология, не положение в обществе, не занимаемая должность, не какие бы то ни было другие признаки были положены в основу революционного размежевания толпы, но единственно материальный показатель. Хлеб и рубль - вот во имя чего лилась кровь народа.

Нищий перед лицом имущего заявляет с юридическим апломбом, что он имеет право обладать тем же, что и последний, причем, за счет того же последнего, к тому же добивается этого путем самого жестокого насилия. Как же обстоит здесь дело со справедливостью?

Разве справедливо будет, как сказал еще Аристотель, если бедные, опираясь на то только, что они бедные и что они представляют большинство, начнут делить между собой состояние богатых? [6] Ведь никакого морального преимущества они не имеют. Кроме того, нет никаких оснований поголовно честить богатых по их нравственные качествам и представлять массу большинства неимущих, как неких обиженных, обездоленных, чистых, справедливых и беззлобных. Тот же несправедливый образ мыслей содержится и в душах неимущих. Они ничуть не лучше богатых, во всяком случае отличающихся одним качеством, бесспорно только ему принадлежащим - благородством... Непроизвольная бедность, кроме того, дурна тем, что бывает ненасытна, взыскательна и неблагодарна". [7]

Древние греки довольно глубоко разработали представление о справедливости: у них - целое генеалогическое дерево справедливости: уравнительная и распределительная (распределяющая). Распределяющая справедливость выступает на первый план при распределении общих всех благ. Здесь Аристотель предлагает достаточно своеобразный подход. Наряду с тем, что справедливость, по его мнению, предполагает равное (равномерное) отношение ко всем людям, сам термин "равный" отнюдь не означает одинаковый.

В случае "два других человека в глазах одного" справедливым является отношение, равномерное достоинствам той или иной личности, пропорциональное им. [8]

Такого же мнения придерживался Радамант ("если кто терпит равное тому, что сделал, то справедливость соблюдена"), пифагорейцы ("воздаяние равным безусловно справедливо. Справедливое состоит в воздаянии другому равным").

Сложность, правда, возникает в том, что хотя большинство людей согласно с мнением, что распределяющая справедливость должна руководствоваться достоинствами личности, но мерило этих достоинств не нее видят в одной и той же системе координат, говоря современным языком.

В случае "человек - другой человек" справедливым выступает тот, кто при распределении некоторых благ между собой и кем-либо другим поступает не так, что себе уделяет слишком много, а другому слишком мало, [9] при этом более справедлив тот, кто берет большую часть, нежели тот, кто распределяет. [10]