Свидетельство Густава Аниаса Хорна - [43]
Я, конечно, видел, что он растет. Я не забыл чуда его преображения. Но он все-таки не был тем цельным образом плоти>{67}, к которому я уже начал взывать. И тем не менее мы прирастали друг к другу. Если мы и не проникали друг в друга, как единосущные воды, то все же были двумя деревьями, которые до ран обдирают друг о друга кору>{68}. И все болезненное, бесстыдное и пустое, что свойственно мертвым мгновениям, присоединялось к нам, как привой. Это тоже становилось нашей общей собственностью. Мы были слишком бедными и неопытными, чтобы, преисполнившись высокомерия, существовать параллельно. Мы не умели прятаться друг от друга, да и не хотели этого. Мы наносили друг другу раны, потому что были разными людьми и не знали, как сблизиться на мостах, построенных из слов. Но мы и защищали друг друга своим теплом, ибо были чьими-то созданиями под Солнцем: частичками взорвавшегося и отдалившегося смысла той Мудрости, что сотворила нас как тела>{69}. И его тело прирастало привлекательностью и силой; но я этого не замечал.
Однажды мною овладел страх, что моя собственность — деньги, которые я ношу с собой, — либо по какой-то причине пропадет, либо, из-за непрерывных трат, уменьшится настолько, что исчезнет быстрее, чем я рассчитывал. Я решил вложить куда-то большую часть этих средств, чтобы они приносили прибыль, а для меня были труднодоступными. Я не имел ни опыта в денежных делах, ни надежного руководства по капиталовложениям. Но в отцовском доме я слышал кое-какие разумные вещи: что нет ничего обманчивее, чем капиталовложения, обещающие высокие проценты; не говоря уже об игре на бирже, которая ставит тебя в зависимость от непредсказуемых кризисов мирового рынка, от больших или маленьких урожаев, от посвященных и вообще власть имущих, от замалчиваемых или ведущихся в открытую войн… Получилось так, что в конце концов я последовал совету одного человека. Звали его Домингес Фигейра, он был наполовину сумасшедший — еще очень молодой полусумасшедший, мелкий чиновник в каком-то крупном банке. Он приходил каждый вечер, кроме воскресений, в пивную отеля «Золотые ворота» и выпивал одну-единственную рюмку кашасы>{70}. Он выпивал ее сразу, одним глотком; потом сидел еще час или два, погрузившись в свои мысли и не шевелясь.
«Кашаса мне нравится, — говорил он. — Я выпиваю каждый день по рюмке. Две рюмки — уже не по моим средствам. Я трезвый и расчетливый человек. Сбережения у меня скромные; но они со временем вырастут. Жениться я не могу себе позволить. Да это и лучше — не жениться. Лучше наслаждаться любовью в умеренных дозах, не жертвуя ради нее своей собственностью. Если у человека есть цель — накопить денег и стать состоятельным бюргером, — он должен принять соответствующие меры».
Не познакомиться с ним мы просто не могли. Если не считать нас с Тутайном, он был единственным постоянным посетителем. Когда я в первый раз предложил ему выпить за мой счет вторую рюмку кашасы, он сказал:
— С большим удовольствием, сударь… Но вы не должны ничего ждать взамен: я позволяю себе лишь одну рюмку; и отблагодарить вас никак не смогу.
Когда настал подходящий момент, он меня отблагодарил — советом. И даже помог заключить предложенное им соглашение в банке, где сам работал.
Он рассказал мне приблизительно следующее:
Деньги не могут постоянно умножаться, не могут даже постоянно приносить проценты. Они, по сути, есть нечто бренное — как, впрочем, и все другие вещи, которые со временем портятся и гибнут. Выигрышу на одной стороне соответствует проигрыш на другой. Конечно, на первый взгляд кажется, будто проигрывают всегда одни и те же люди — легкомысленные и глупые; и что другие — те, что выигрывают, — отличаются особой предусмотрительностью и надежностью. Многое делается для того, чтобы поддержать такую репутацию денег. Черное и белое коварно распределяются — как бы поровну — между счастьем и несчастьем. Но так всегда кажется именно в какой-то момент. Ни один банк не существует тысячу лет, ни одна сфера производства не застрахована от периодических кризисов. Ни одно государство не избежит медленного упадка или катастрофической гибели. Нет никакой уверенности, что проценты до скончания веков будут, словно капли дождя, падать с неба. Правда, на несколько десятилетий, на полвека вперед такую уверенность обещать можно. Рабочие руки не все будут отсечены в один день, и мировая держава за несколько лет не распадется. Мы знаем из истории, что даже могущественные империи гибнут; но в них симптомы упадка поначалу проявляются медленно. Серьезные вражеские атаки такая мировая империя еще не раз отобьет. Сейчас господствует британская мировая империя. Она, похоже, достигла максимального для нее расширения. В этом мощном здании под поверхностью уже угадываются трещины. Но оно рухнет не сразу. Лет пятьдесят еще простоит. Еще не появился сильный противник, способный опрокинуть такую колоссальную конструкцию. Решения, самого по себе, тут недостаточно. А если враги и найдут какой-то действенный способ борьбы, то их трижды успеют втоптать в землю, прежде чем они подберутся к сердцу империи — ее богатствам. Карфаген, конечно, был разрушен, но прежде Ганнибал дошел до стен Рима…
