Свидетель надежды. Иоанн Павел II. Книга 1 - [11]
Последующая польская история была уже не столь блистательна — если рассматривать лишь те события, которыми у историков обычно принято определять достижения народов. Но память о былых славе и величии продолжала гореть в сердце каждого поляка. Оставалась в этом сердце и убежденность, что Польша принадлежит к Европе.
Со времен сталинизма бытует мнение, широко распространенное и на Западе, что Польша принадлежит к Восточной Европе. Но поляки никогда не говорят так о своей стране. Польша для них является Центральной Европой, и по любой карте Европы можно легко убедиться в справедливости этих утверждений. Однако поляки считают, что они — центр Европы, не только в географическом, но и в культурном, и даже историческом смысле.
Конечно, Польша — славянская страна и говорит на славянском языке. Но тот факт, что поляки используют латинский алфавит, а не кириллицу, — это больше, чем орфографический курьез. Это указывает на то, к какой части Европы принадлежит польская культура.
На протяжении всей своей ранней истории Польша находилась в постоянном контакте с западноевропейскими цивилизациями. Более чем за сто лет до Ягеллонов[20], во время правления Пястов[21], на Западе можно было найти много польских ученых. Историк Мартин Поляк работал в Париже, а силезский философ Вителло был коллегой Фомы Аквинского[22]. Такие польские гуманисты, как Николай Коперник, Ян Косяновский и Ян Замойский[23], окончили университет Падуи, тогда ведущее учебное заведение Европы; в 1563 г. Замойский работал в Падуе ректором. Постоянное взаимодействие Польши с Западом происходило не только на интеллектуальном уровне. Краковский Главный рынок, самая большая рыночная площадь на континенте размером 650 на 650 футов, был местом пересечения маршрутов европейских торговцев и деятелей культуры. Здесь можно было купить практически любой товар, услышать речь почти на любом европейском языке, встретиться с жителем почти любой страны. Это не была жизнь на окраине Европы. Это была жизнь в самой гуще европейской цивилизации.
Но пребывание в центре Европы означало, что Польша находилась и в центре европейских конфликтов, в том числе религиозных, которые временами доходили до кровопролития. Польша не имела какого-то особого иммунитета к религиозным конфликтам, но нельзя не отметить, что она явила миру примеры удивительной веротерпимости. Ни один из европейских правителей периода религиозных войн не решился на заявление, подобное тому, что сделал глава Польши 28 января 1573 г.: …мы, кто расходится между собой в вопросах религии, никогда не будем проливать кровь по поводу различий в нашей вере, по поводу принадлежности к церковным конфессиям, не будем карать друг друга путем конфискации имущества, публичного лишения чести, заключения в тюрьму или высылки…» Жизнь, конечно, оказалась сложнее. Выдающийся историк Польши Норман Дэвис утверждает, что, хотя формально в государстве и была провозглашена веротерпимость, у простых людей ее часто недоставало. Но все же, считает Дэвис, дух терпимости к другим религиям по большей части превалировал в Польше. Польша была «страной без костров». Здесь не проводилось кампаний по насильственному окатоличиванию, не было религиозных войн, аутодафе[24], Варфоломеевской ночи, Томаса и Оливера Кромвелей[25]. Учитывая то, что Польша была мировой державой, существовали пределы религиозной свободы, которые сейчас можно трактовать и как нарушения принципа терпимости, но эти «нарушения… были малы по сравнению с теми ужасами, которые происходили в других европейских странах»[26].
Ни интеллектуальные, ни культурные, ни торговые, ни градостроительные и политические контакты не связали жизнь Польши с цивилизацией латинской Европы так, как это сделала католическая Церковь.
Начало польской истории обычно связывают с крещением в 966 г. князя Мешко I[27] из династии Пястов. То, что Мешко выбрал не восточное христианство, духовное руководство которого находилось в Константинополе, а христианство латинское, самым решительным образом определило судьбу Польши на многие столетия. Мотивы, которыми руководствовался Мешко, нельзя назвать свободными от корысти. Принимая христианство латинского образца, он получал возможность для политических маневров против устремлений Священной Римской империи[28]. Какими бы сложными ни были мотивы Мешко, принятое им христианство латинского образца крепко связало формирующуюся нацию с культурой Запада. Со временем полякам суждено было стать даже, возможно, самой католической нацией в мире.
Благодаря выбору Мешко население части славянских земель оказалось ориентировано на латинский Запад. Позднее выяснилось, что этот выбор сыграл уникальную роль в мировой истории. Поляки стали мостом между двумя частями европейской культуры, они могли «говорить на языке двух духовных миров». Польское католичество в сочетании с географическим местоположением страны придало польскому национальному характеру определенную широту
