Свидетель истории - [66]

После Омска, выждав контроль, отец Яков, всегда осторожный, спросил кондуктора:

- А что, милый человек, если пройду я в помещение второго класса повидать приятеля,- с билетиком недоразумения не выйдет?

- Отчего же не пройти, батюшка, пройдите, у нас не строго.

- То-то я думаю, чтобы штрафа не уплатить потом!

- Проходите свободно. Это которые едут зайцем, а вы лицо духовное.

Сообщения между вагонами не было, и на ближайшей станции, подобрав полы рясы, отец Яков занес ногу на лесенку вагона второго класса.

"Сам ты, поп, в огонь лезешь! А впрочем, может статься, что ничего особенного, а одно недоразумение".

В купе было двое - Белов и дама. Отец Яков поклонился, в глаза даме не глядя, и произнес с пермяцким оканьем:

- А роскошно, роскошно живете! Диваны мягкие и все удобства. Хороши наши дороги, говорят - лучше европейских.

- Присаживайтесь, батюшка. Вот и со спутницей познакомьтесь, тоже в Иркутск едет.

- Очень приятно! Яков Кампинский, священнослужитель и землепроход.

Наташа поздоровалась без особой приветливости.

- Удовольствия ради или родственников имеете в сибирской столице?

Спросил совсем как тогда: "Родственников имеете в Государственном совете?" И она ответила:

- Еду ненадолго к родным.

- А откудова изволите ехать?

Что она ответила ему тогда на такой же вопрос? Кажется, что она москвичка!

- Еду из Москвы.

Отец Яков прикинул в голове, что путь из Москвы словно бы попроще и нет надобности пересаживаться в Челябинске с северного поезда. Но дело не его, могли быть у молодой особы заезды в другие города.

- Вопрос нескромный - имели тяжкую потерю? Говорю в рассуждении печального наряда.

Назойливый, однако, поп! Наташа сказала, что у нее умер муж. Отец Яков выразил соболезнование, прибавив, что людям посылается испытание, но что годы приносят если не забвение, то утеху в невознаградимой потере. Еще полюбопытствовал:

- По имени-отчеству как звать прикажете?

- Ольга Сергеевна.

"Сергеевна - это точно,- подумал отец Яков.- Но помнится, что скорбный родитель называл Натулей, значит, Наталья. И однако, возможно и недоразумение. Держится уверенно молодая особа!"

И вдруг она сама, прямо и без робости, сказала:

- А я вас, батюшка, кажется, раньше встречала, только не помню где. Словно бы в Петербурге на каком-то заседании. В Петербурге вы не бывали?

От неожиданности отец Яков смутился и ответил уклончиво:

- Кто же не бывал в сей столице! Град Петров и окно в Европу. По малым моим делам бывал повсюду, а где не бывал - норовлю побывать.

А про себя подумал: "А смела, смела!"

Прогромыхал мост, и заговорили о сибирских реках, об Енисее и Оби, и о том, что река Лена в своем устье достигает ширины в несколько сотен верст, так что, собственно, и представить трудно: на таком пространстве в Европе умещается целое государство. Белов рассказывал про озеро Байкал, как в большие морозы на нем замерзают при всплеске волны, да так и остаются замерзшими громадами до оттепели. Говорили о рыбе кете, которая поднимается вверх по течению рек в таком несметном количестве, что вываливается на берега и служит пищей разному зверью, о Приамурье, где зима суровая, а летом растет виноград и где в кедровых лесах, увитых лианами, водятся тигры,- и вообще о чудесах и богатствах Сибири. Все это Белов видел, а Наташа и отец Яков постигали руссейшими своими сердцами и, постигая,- гордились, что вот она какая, Россия, шестая часть света! В разговорах забыли про малые свои дела и личные беспокойства. И совсем нечаянно, увлекшись, Наташа сказала:

- А вот у нас, на Оке...

Спохватилась и добавила, что это ей рассказывали, как однажды на Оке, под Рязанью, поймали мужики огромную белугу. Отец Яков и глазом не моргнул, только погладил бороду:

- Бывает на российских реках всякое, и однако, супротив сибирских они много помене.

Но в дальнейшем замолчал, а на ближайшей станции, попрощавшись, пересел в свой вагон.

-- Портфельчик там у меня остался, а народ садится всякий. И дело к вечеру - подремать в пути не грешно. Прощенья просим!

В стороне остался Томск, миновали Красноярск, Канск, Нижнеудинск и к концу многодневного пути подъезжали к Иркутску. Совместное путешествие сближает, и Наташе казалось, что она давно и хорошо знает Ивана Денисовича. Он не только интересный человек, а и удивительно тактичный. Много раз имел повод задать ей какой-нибудь вопрос, на который ей было бы трудно ответить, пришлось бы выдумывать ответ,- и ни разу он этого не сделал. Спросил только, где она училась; она ответила, что была на курсах в Москве и Петербурге, и больше он не расспрашивал. А между тем именно такому человеку можно, по-видимому, во многом довериться.

За час до приезда он спросил:

-- Вы что же, останетесь в Иркутске надолго?

Она помедлила с ответом, потом сказала:

- Я и сама не знаю, Иван Денисович, это не от меня зависит.

Открыться ему? Наташа вдруг почувствовала, что здесь, в огромном крае, под чужим именем, без верных друзей, с одним каким-то адресом в памяти (она не смела записать адреса), она одинока и беззащитна. А если адрес неверен, или этот человек уехал, или, еще хуже, арестован? И вдруг, от простой случайности, сибирские просторы сузятся до четырех стен камеры, заграница опять станет смешным мечтанием, и опять появится на стене календарь с зачеркнутыми цифрами! И чудо исчезнет и окажется сном!