Свидетель истории - [23]

На бережку, перед закатом солнца, сидел пожилой бородатый рабочий, в высоких сапогах, совсем рваном пиджачишке, в кепке, низко надвинутой на глаза от солнца. Он методически забрасывал удочку: провожал взглядом поплавок, снова перебрасывал и не отчаивался из-за плохого клева. Рядом стояла жестянка с червяками и ведерко, прикрытое тряпицей.

Городской шум совсем сюда не доносился. Жаркий день сменялся теплым вечером.

Морис, явившийся на свидание с Оленем несколько раньше назначенного часа, с удовольствием убедился, что место выбрано хорошо: кроме одинокой фигуры рыбака, никого поблизости не видно. Он прошелся по берегу у самой воды, сел неподалеку от рыбака и стал следить за его ловлей.

Он не столько смотрел, сколько думал о своем. Свиданье с Оленем было очень важным для Мориса. Олень - близкий друг, которому можно довериться вполне и до конца и слово которого для всех авторитетно. Оленя нельзя обмануть, но его и не нужно обманывать; он не из тех, которые во имя отвлеченной принципиальности выносят осуждение человеку, а в душу его не умеют заглянуть. И не умеют, и не хотят.

Морис знал, что про его побег ходят темные - и, по существу, справедливые - слухи. Он действительно бежал при содействии охранной полиции, которой он обещал свою службу. Его побег был устроен на риск и обставлен достаточно театрально: в него стреляли и - при неловкости - он мог быть убит; конвойного солдата, который провожал его из тюрьмы на допрос и упустил, присудили к арестантским ротам. Вся эта комедия была разыграна для того, чтобы залучить в тайные агенты видного боевика, какой угодно ценой,- и Морис сумел использовать страстное желание охранки иметь осведомителя в рядах неуловимых максималистов. Таким образом, он спасся от каторги, а может быть, и от смертной казни.

Но, такой ценой добыв себе свободу, он мог вернуться в ряды прежних товарищей только одним путем: искупив свою вину перед ними какой-нибудь услугой или жертвой, которая докажет, что он поступил так не в личных интересах, а для пользы общего дела... А между тем... разве он не думал о самом себе, когда соглашался купить свободу ценой такого ужасного шага, давно и решительно осужденного революционной этикой? Снять с него тяжесть этого сознания мог только Олень.

Час, назначенный Оленем, уже миновал, а его не было. А вдруг Олень совсем не придет?

Побродив по берегу, Морис снова подошел ближе к рыболову и стал следить за его поплавком. Вода была спокойна, и было видно, как поплавок дернулся и исчез под водой. Рыбак неумело и неловко потянул, и у его ног на песке забилась небольшая рыбка. Затем Морис с удивлением увидел, как рыбак забеспокоился, наклонился над рыбой, осторожно снял с крючка и бросил обратно в воду. Морис крикнул ему:

-- Выходит, товарищ, что зря ловите?

Рыболов обернулся и спокойно ответил:

-- Выходит, что зря. Спускайтесь сюда, Морис. Я вас жду.

Узнав Оленя, Морис подошел.

- Так это вы? А я два раза подходил и не узнал.

- Здравствуйте, Морис. У меня руки грязные, не могу вам подать. Я давно вас видел, но пережидал.

- Вы мне не очень доверяете, Олень?

- Я не имею права доверять, Морис.

-- Я пришел вам все рассказать.

Олень снова закинул удочку.

- Ну, сядьте рядом и рассказывайте.

Хотя кругом было пустынно, но они говорили тихо, зная, что даже слабый голос далеко слышен на воде. Олень задавал вопросы, Морис на них отвечал.

- Как они решились вас освободить? Кого вы выдали, Морис?

- Им непременно нужно иметь провокатора в наших рядах. И я действительно выдал.

- Кого?

- Я выдал вас, Олень. Я рассказал про дело в лесу и про банк и назвал вас.

- Мою настоящую фамилию?

- Да. Но они ее знали.

- Они знают. А еще?

- Они просили выдать адреса. Я указал один в Москве.

- Наташи?

- Да. Я знал, что ее там уже нет.

- Еще?

- Больше ничего и никого. Я только говорил, что предполагается серьезный террористический акт, может быть центральный, и что я могу узнать все подробности, если мне устроят побег.

- Вы знали что-нибудь о наших делах?

- Ничего. Я просто врал, а они верили. Им очень хотелось верить.

- После побега за вами следили?

- Конечно. Вплоть до Петербурга. Я сам явился здесь в департамент. Мне кажется, что теперь они мне доверяют.

- Скажите, Морис, вы спасали себя?

- Вам я скажу: да, я спасал себя. Это слабость, но я оправдывал себя тем, что смогу служить у них и тем помогать нашим. Вы знаете, что в центре эсеров есть провокатор. Я решил узнать его имя.

- Ну?

- Я только что приехал, Олень. Если вы мне доверяете, я буду продолжать игру. И тогда я, может быть, узнаю.

- Товарищи не поверят вам, Морис.

- Лишь бы вы верили.

-- А если и я не верю?

Помолчав, Морис сказал:

- Вы верите мне, Олень. Я сказал: это было слабостью. Но может быть, я клевещу на себя! Меня увлекла не надежда на спасение, а страшная игра с ними. Первую ставку я выиграл. Если вы меня поддержите, я буду играть дальше.

Они долго молчали. Наконец Олень сказал:

- Знаете, Морис, я вам верю, хотя и не должен бы. Мы слишком много вместе пережили. Если вы предатель, то, значит, я дурак или сумасшедший. А я не дурак и в своем уме. Если я в вас ошибаюсь - тогда пусть уж лучше все идет к черту.