Свидание со смертью - [56]

На мгновенье наступила мертвая тишина… И тут вскочил Леннокс.

— Нет! — крикнул он. — Это бессовестная, наглая ложь. Надин ничего этого не делала, да и не могла бы… сделать. Потому что к тому времени мать… была уже мертва.

— О! — Пуаро учтиво к нему повернулся. — Так это все же вы убили ее, мосье Бойнтон?

Снова воцарилось гробовое молчание… Леннокс тяжело опустился в кресло и дрожащими руками закрыл лицо.

— Да… это так… я убил ее.

— Вы взяли дигитоксин из палатки доктора Жерара?

— Да.

— Когда же это было?

— Как… как вы уже сказали… Утром.

— А шприц?

— Шприц? Да, и шприц.

— Почему вы убили ее?

— Как вы можете об этом спрашивать?

— И тем не менее, я спрашиваю вас, мосье Бойнтон!

— Вы же знаете… жена решила меня бросить… уйти к Коупу…

— Но вы ведь узнали об этом только днем!

Леннокс ошеломленно взглянул на него.

— Ну да. Когда мы пошли на прогулку.

— Однако же вы говорите, что взяли шприц и дигитоксин еще утром — то есть до того, как узнали это?

— Какого черта вы изводите меня всеми этими вопросами? — Он провел трясущейся рукой по лбу. — Какая вам, собственно, разница?

— Очень большая. И советую вам, мистер Леннокс Бойнтон, сказать мне правду.

— Правду? — изумленно переспросил Леннокс.

— Да, именно правду.

— Что ж, клянусь Богом, я скажу вам правду, — внезапно быстро заговорил Леннокс. Только не знаю, поверите ли вы мне. — Он тяжело вздохнул. — После нашего разговора с Надин я был совершенно раздавлен. Мне до этого и в голову не приходило, что она может бросить меня и уйти к другому. Я чуть не сошел с ума. Я чувствовал себя так, словно был пьян или только что поднялся на ноги после тяжелой болезни.

— Да-да, — кивнул Пуаро, — леди Уэстхолм описала мне вашу нетвердую походку, когда вы, возвращаясь с прогулки, прошли мимо. Именно поэтому я понял, что ваша супруга говорит не правду, утверждая, будто рассказала вам о своем решении после того, как вы оба возвратились в лагерь. Продолжайте, мистер Бойнтон.

— Я был вне себя и ничего вокруг не видел… Но когда я был уже возле самого лагеря, в голове у меня вдруг все прояснилось. Я внезапно осознал, что сам во всем виноват! Вел себя как какой-то слизняк! Мне давно уже надо было бежать, бежать от мачехи, оставить этот постылый дом! А потом я подумал: может, еще не поздно сделать это сейчас? Вон она сидит, старая ведьма, вон она — словно какой-то мерзкий идол среди этих зловещих красных скал. И я пошел прямо к ней, хотел выложить ей все начистоту. Выложить все, что о ней думаю, и сказать, что ухожу. У меня даже мелькнула безумная мысль: немедленно покинуть вместе с Надин лагерь и добраться за ночь, скажем, до Маана.

— О, Леннокс… дорогой мой… — Эти слова прозвучали словно тихий долгий вздох.

— А потом, о Боже!.. Я еле устоял на ногах. Она была мертва. Сидела, как всегда, но — мертвая! Я не знал, что делать… Я был просто ошеломлен… Все, что я собирался выплеснуть, все это осталось внутри, стало твердым, как свинец… Нет… не то. Как камень — вот что я почувствовал — я превратился в камень. Я что-то машинально делал — поднял ее часики (они лежали у нее на коленях) и надел ей на руку — на страшную мертвую руку… — Он вздрогнул. — Боже! Это был кошмар. Я поплелся вниз, вошел в большую палатку. Наверно, надо было кого-нибудь позвать на помощь, но я не смог. Сидел, листал какой-то журнал и… ждал. Вы, вероятно, мне не верите… Как можно этому поверить? И почему я никого не позвал? Не рассказал даже Надин? Сам не знаю.

Тут раздалось легкое покашливание доктора Жерара.

— У нас нет оснований не верить вам, мистер Бойнтон, — сказал он. — У вас был тяжелый нервный стресс. Два жестоких удара, обрушившиеся на вас практически сразу, более чем достаточны, для того чтобы человек пришел именно в такое состояние. Это реакция Вассенхальтера. Наилучшим ее примером служит птица, с размаху ударившаяся головой об оконное стекло. Даже оправившись от удара, она инстинктивно продолжает воздерживаться от любых действий — ей нужно время, чтобы ее нервные центры заново адаптировались. Я плохо выражаю свои мысли по-английски, но вот что я хочу сказать: вы просто не могли вести себя тогда иначе. В тот момент вы были просто не в состоянии предпринять какие-либо решительные действия. Вы перенесли своего рода ментальный паралич[88]. — Он повернулся к Пуаро. — Уверяю вас, все обстояло именно так, мой друг!

— О, не сомневаюсь. — отозвался сыщик. — Но продолжим дальше. Для себя я уже отметил эту небольшую деталь — то, что мистер Бойнтон надел часики своей мачехи ей на руку. Это давало возможность предположить следующее: мистер Бойнтон таким образом пытался замаскировать свое преступление. И еще кое-что: его жена видела, как он берет мачеху за руку. Ведь она вернулась в лагерь всего минут через пять после мужа и конечно же наблюдала за ним. Когда, подойдя к свекрови, она обнаружила, что та мертва и что под часами на запястье у нее свежий след от укола, она, естественно, подумала, что укол этот сделал ее муж, и что, объявив ему о своем решении уйти от него, она действительно заставила его действовать, но… совсем не так, как хотела бы. Короче говоря, Надин Бойнтон не сомневалась, что толкнула своего мужа на убийство. — Он взглянул на Надин. — Это верно, мадам?