Свиданье с Богом у огня. Разговоры о жизни, любви и самом важном - [12]

И вот они опять поссорились, и проссорились весь вечер и полночи, и теперь он звонит и не знает, что делать дальше.

Я осторожно осведомилась, может, ей новые туфли хочется, а сказать словами она не может, ибо тонкая натура, а он все никак не догадается про туфли-то, ибо мужчины никогда не могут ни о чем таком догадаться. Мысль о межпланетной катастрофе или третьей мировой войне вполне может прийти им в голову, а вот о новых туфлях – почти никогда не приходит.

«Да нет, – ответил он грустно. – Дело не в туфлях. Я спрашивал. И цветы привозил, и в отпуск на майские слетали, только там тоже все время ссорились, и я не могу вспомнить из-за чего!..»

Я слушала его потерянный голос в трубке и думала как-то в разные стороны, о новых туфлях, которые мне тоже хочется, о том, что всех жалко и дело плохо, и она, должно быть, просто его разлюбила, а от этого диагноза нет никаких рецептов спасения, и не поможет ничего, о том, что уже скоро на работу, светает почти!.. И вдруг мне в голову пришла ужасная мысль.

Никто не придет назад, понимаете?..

Ничего не вернется, никогда.

Потерять, разломать, не уследить, сделать недовольное лицо, зачитать приговор гораздо проще, чем сохранить, уберечь, сделать счастливое лицо и добиться помилования! Несчастным и нелюбимым вообще быть проще, чем счастливым и любимым, ибо любовь и счастье – большая работа!

И трудно очень.

Нужно как-то ухитряться любить их здесь, и сейчас, и такими, какие они есть. И прикладывать к этому усилия, и не жалеть себя и этих усилий, и никогда не подсчитывать, кто кому больше должен – она ему за то, что зарплату принес, или он ей за то, что ребенка из детского сада забирает!

Трудно, конечно, а что делать?..

И еще я подумала, что уж точно не хочу, чтобы мой любимый, который спит сейчас за стенкой, звонил по ночам чужим людям и говорил с тихим отчаянием, что все пропало!.. А я ведь тоже вполне себе умею делать недовольное лицо и зачитывать приговоры! И я уж точно не хочу, чтобы кто-то его утешал – только я могу утешить его лучше всех!

Утешить, пожалеть, помиловать.

Задеть, обидеть, казнить.

Кое-как попрощавшись с голосом в трубке, я стала варить кофе и жарить омлет – утро наступило, окончательно и безоговорочно. «Час быка» миновал.

И когда он, мой собственный, вылез к завтраку, сонный, недовольный, зевающий и невыспавшийся, я так ухаживала за ним, как будто ему сегодня предстоит, по меньшей мере, битва с драконом.

Он ничего не понял, конечно, ему было весело, и вкусно, и любовно, и на работу мы опоздали!..

Он ничего не понял, зато я в эту ночь поняла как-то на редкость ясно – я не хочу его казнить.

Я хочу, чтоб мы жили долго и счастливо и умерли в один день.

Дурацкие мечты

Однажды к нам в гости пришел Димон и был непривычно грустен. То есть на самом деле он приходит часто, а вот грустит редко, почти никогда.

Димон – друг Мишки, а Мишка – наш сын.

Мишке и Димону по семнадцать лет. Они категоричны в суждениях, чрезвычайно умны, знают о жизни все, редко сомневаются, презирают дураков и неучей, точно знают, что люди не должны совершать ошибок, страшно гордятся тем, что почти разучились писать рукой – только на клавиатуре, исключительно на клавиатуре! Еще они любят умные разговоры, газету Independent – ей-богу! – нашу собаку Нэну, чай с лимоном и конфетами и считают себя циниками.

Когда Димон ушел, я спросила у Мишки, в чем дело. Что такое случилось? Почему мальчик вместо двух килограммов конфет съел всего один и ни разу не заржал добрым радостным мальчишеским смехом? Мишка ответил, что у Димона скоро день рождения. И он, Димон, несмотря на то что по натуре страшный циник, вдруг загрустил немного. Просто он мечтал – когда-то очень давно, в далеком-предалеком детстве, – чтобы у него был горный велосипед. Такой крутой, самый настоящий, на широких рифленых шинах, со множеством передач, суппортов, спортивным рулем и сверкающими на солнце спицами колес. А еще он мечтал, чтобы у него был кот.

И вот теперь у него, у Димона, есть все. Есть компьютер, очень навороченный, очень быстрый и вообще продвинутый. Есть всякие игровые приставки. Есть принтеры, сканеры и даже собственный домашний сервер, что ли… Еще у его папы есть, кажется, японская машина, а у мамы, кажется, еще какая-то машина.

А кота и велосипеда так и нет. Вот он и загрустил немного, Димон-то.

Я тоже загрустила – не то чтобы немного!.. Я загрустила всерьез.

А тут, как назло, еще и депутаты! Эти самые депутаты в телевизоре как раз в этот вечер рассуждали о том, что следует немедленно ввести комендантский час для подростков. Чтобы они не болтались вечерами по улицам, а чинно сидели дома и вместе с родителями осуществляли просмотр программы «Время» с последующим ее обсуждением. Помимо комендантского часа предлагалось еще ввести фильтры, чтобы из мировой Сети подростки не скачивали ничего такого, что могло бы их растлить. Заметьте, про велосипед и кота не было сказано ни слова, а ведь это так просто!

Послушайте! Может, если купить им всем по коту и еще по велосипеду, не понадобится комендантский час и фильтры, а?.. Может, все дело в том, что нам некогда и неохота с ними возиться. Неохота! У нас программа «Время», очередной чудодейственный рецепт похудания, депутаты, разведенная подруга, сериал про любовь и семейные ценности – вот у них там, в сериале, все по-другому: и дети красивые и умные, и муж деловит и интересен, и родители никуда не лезут, сидят себе тихо на втором плане и время от времени подают реплики. Куда нам кота-то?! У нас от него непременно сделается аллергия, и еще он издерет когтями свежекупленный белый диван и станет оставлять на брюках клоки своей гадкой кошачьей шерсти! Куда нам велосипед-то?! На балконе и без велосипеда не протолкнуться, там тьма полезных и нужных вещей – вроде ножной швейной машинки, полученной когда-то в приданое, катушечного магнитофона и телевизора «Радуга», который давно ничего не показывал и не покажет больше, и надо бы его на дачу увезти, но все как-то недосуг.