Сви-и-оу-оу-эй!.. - [2]

— Я говорю Анджеле, — объяснила леди Констанс, — что мы можем хотя бы охранить ее состояние от этого бездельника.

— Он не бездельник. У него у самого есть деньги. Конечно, он хочет купить долю в…

— Бездельник. Его и за границу послали, потому что…

— Это было два года назад.

— Спорь, сколько хочешь, но…

— Я не спорю. Я просто говорю, что мы поженимся, даже если нам придется жить в канаве.

— В какой канаве? — оживился лорд Эмсворт, оторвавшись от горестных мыслей.

— В какой угодно.

— Анджела, послушай…

Лорду Эмсворту показалось, что они слишком много говорят, все голоса и голоса. Почти что разом, так громко… Он поглядел на дверь.

А что такого? Повернул ручку — и никаких голосов. Весело скача по ступенькам, он выбежал на воздух, в солнечный свет.

Веселье оказалось недолгим. Обретя свободу, разум вернулся к серьезным и грустным вещам. Приближаясь к страдалице, лорд Эмсворт шел все медленнее и тяжелее. Дойдя до свинарника, он оперся на перильца и стал смотреть на свинью.

Несмотря на диету, она напоминала воздушный шар с ушками и хвостом. Такое круглое тело должно, в сущности, лопнуть. Однако лорд Эмсворт смотрел на нее в тоске. Еще немного — и ни одна свинья не посмеет поднять глаза в ее присутствии. А так это лучшее из созданий ждет безвестность, в крайнем случае — смягченная последним местом. Как горько, как нелепо…

Мысли эти прервал чей-то голос. Обернувшись, лорд увидел молодого человека в бриджах для верховой езды.

— Вот, — сказал Хичем, — я смотрю, нельзя ли что-нибудь сделать. Такая беда…

— Спасибо, спасибо, мой дорогой, — растрогался лорд Эмсворт. — Да, дело плохо.

— Ничего не понимаю.

— И я тоже.

— Только что все было в порядке.

— Еще позавчера.

— Веселилась, что там — резвилась…

— Именно, именно!

— И вдруг, как говорится — гром среди ясного неба…

— Да, да. Полная загадка… Чего мы только не пробовали! Не ест…

— Не ест? Анджела больна?

— Нет, что вы. Я ее сейчас видел, все хорошо.

— Видели? Она ничего не говорила об этом ужасном деле?

— Нет. Она говорила про деньги.

— Ничего не понимаю!

— Гром среди ясного неба, — сказал лорд Эмсворт. — Я боюсь самого худшего. По Вольфу — Леману, здоровая свинья должна съесть в день хотя бы 57 800 калорий. Белков — четыре фунта пять унций, углеводов — двадцать пять…

— При чем тут Анджела?

— Ни при чем.

— Я хочу узнать, почему Анджела меня бросила!

— Лорду Эмсворту показалось, что он об этом слышал. А, да!

— Конечно, конечно, — сказал он. — Бросила, да? Помню, помню. Она решила выйти замуж. Тогда все понятно. А вот вы скажите, какого вы мнения о льняном жмыхе?

— Что вы имеете в виду?

— Льняной жмых. Такая еда для свиней.

— О, к черту свиней!

— Что?! — Лорд Эмсворт не очень доверял младшему поколению, но такого цинизма, такого беззакония он не предполагал. — Что вы сказали?

— К черту свиней. Вы все время о них говорите. Какое мне до них дело? Чтоб они треснули!

Глядя ему вслед, лорд Эмсворт испытывая и негодование и облегчение. Негодование — понятно, а легче ему стало от того, что такой злодей не войдет в его семью. Молодец Анджела. Какой, однако, разум! Многих девушек ослепили бы блеск, титул, деньги — а она, с не свойственной возрасту прозорливостью, поняла все.

Приятные чувства, согревшие было душу, мгновенно вымерли, когда он увидел, что к нему идет сестра. При всей красоте леди Констанс, лицо ее порой как-то странно кривилось, и бедный брат с детства знал, что это не к добру

— Кларенс, — сказала она, — с меня хватит. Езжай в Лондон двухчасовым поездом.

— Что? Куда?

— Повидайся с этим человеком и скажи, что, если они поженятся, Анджела не получит ни гроша. Я очень удивлюсь, если он тут же не сбежит.

Лорд Эмсворт задумчиво смотрел на круглый бок Императрицы. Его кроткое лицо тоже как-то искривилось.

— Почему ей за него не выйти? — спросил он.

— За Джеймса Белфорда?

— А что такого? Она его, кажется, любит.

— Ты идиот, Кларенс. Анджела выйдет за Хичема.

— Очень плохой человек! Свиней не понимает.

— Прекрати глупости. Ты едешь двухчасовым. Говоришь с Белфордом. Насчет ее денег. Ясно?

— Хорошо, хорошо, — сказал граф. — Хорошо, хорошо, хорошо.

Когда лорд Эмсворт сидел за столиком с Джеймсом Бартоломью Белфордом в самом лучшем обеденном зале своего клуба, ему было скорее плохо, чем хорошо. Казалось бы, хватит того, что ты оказался в Лондоне, когда такая погода, — но нет, еще губи двух людей, которые тебе очень нравятся.

Да подумав как следует, лорд Эмсворт решил, что Белфорд всегда нравился ему. Вкусы у него здоровые, любит сельскую жизнь, никогда не сказал бы дурного слова про Императрицу. Пэру Англии пришло в голову, что деньги в этом мире достаются не тем, кому бы следовало. Почему какой-то свиноненавистник купается в золоте, а этот прекрасный молодой человек едва прозябает?

Мысли эти не только огорчали бедного графа, они его озадачивали. Он не любил страданий, а тут понял, что после соответствующих сообщений его молодой друг будет страдать.

Сперва он решил сообщать не сразу. Поедят, поболтают, а уж потом, на прощанье, он заметит между прочим, что Анджелины деньги — под замком.

Обрадовавшись такому решению, он начал болтать.

— Наши сады, — сказал он, — сейчас особенно красивы. Мой садовник, Макалистер, человек нелегкий, вьющихся роз он не понимает, но простые, обычные… тут он мастер. Розарий…