Светская дурь - [30]

И я ему сказала: «Слушай, Франсуа, мне это правда неинтересно. В смысле, я польщена, и всё такое, но я правда не уличная девка». Он сказал, что именно об этом и говорит и собирается пойти и объяснить это чуваку, который якобы был моим хозяином.

И с этими словами, слава богу, он свалил, и очень вовремя. Меня уже бросало в пот, и я не хотела, чтобы меня грузили, поэтому в тот момент, когда он отвернулся, я прыгнула в центр танцпола и начала скакать, как ненормальная, я визжала и выставлялась, терлась задницей о каждый доступный член и орала изо всех сил, что хочу наркотиков. Конечно, за музыкой меня не было слышно, и это было очень хорошо, потому что я по-прежнему была накачана по уши…

…И вдруг я поняла, что нахожусь уже вовсе не в центре толпы, а с краю и что небольшая группа парней танцует рядом со мной, оттесняя к пустой комнате на задворках склада.

Социальный центр при церкви, Кингз-Кросс

– Йа всегда спрашивайу, не возражайет ли клийент против радио, когда иду в машину. «Heart FM» или «Capital Gold» – вот что мне нравится. Классическайа музыка. До того как йа начала жить в аду, йа терпеть не могла старьйе, мне нравились транс, техно и рэп, но теперь мне нравятся хорошийе мелодийи… Особенно когда Франсуа не ведет себя как вонючий урод и когда у меня приход хороший. Когда клийент сверху, йа всегда пытайусь взлететь над собой, уходить в астрал, если вы понимайете, о чем йа, и музыка в этом помогайет. Йа просто просачиваиусь через крышу машины и взлетайу вверх, пока весь Лондон не остайется далеко-далеко подо мной, словно миллийон мигайущих огоньков. И где-то там, внизу, какайа-то другайа маленькайа девочка зажата на заднем сиденьйе «форда-мондео», и ее трахайет мужик, от которого воняйет пивом и сигаретами. Какайа-то другайа девочка наклоняйется через переднейе сиденьйе, так что коробка передач впивайется в желудок, и пытайется надеть губами презерватив на член какого-то вонючего ублюдка.

Иногда мне не разрешайут включить музыку. Говорят, она их отвлекает, уроды чертовы. Иногда мне говорят, что хотят слышать меня, но йа никогда не умела стонать и визжать ради их удовольствийа. У меня зубы всегда слишком плотно сжаты. К тому же, йесли платишь тридцать фунтов за обдолбаннуйу уличнуйу девку, нельзя ожидать представленийа, заслуживайущего «Оскара». Смешно, какие разныйе моменты останутся в памяти. Болыпуйу часть времени йа помню словно в тумане, но, например, помню, что недавно слышала, как Томми Хансен получил Британскуйу Награду. И йа думала: «Боже мой, уже март, сколько же йа уже здесь?» Йа знайу, что Награды проходят в марте. Понимайете, йа люблю музыку. Кажется, он четыре Награды получил. Или пять? И потом по радио он благодарил своих фанатов, а йа была на заднем сиденьйе машины, пытайась уцепиться за геройин, еще оставшийсйа в моих венах, чтобы выдержать навалившуйуся на меня пытку. Понимайете, Франсуа всё больше и больше жадничайет насчет наркотиков, поэтому иногда приходится трахаться почти на чистуйу. Не то чтобы он дайет нам плохую хрень, или типа того. Не всё так плохо. Он не хочет, чтобы мы сдохли, просто йему нужно, чтобы мы умерли для мира, чтобы нас имели десять-пятнадцать раз за ночь, и к рассвету мы сдавали бы четыре сотни фунтов. И любом случае, вот йа сижу на быстро уменьшайущемся облаке над Лондоном, пытайусь остаться на плаву, гляжу вниз, а Томми Хансен пойет по радио лучшуйу песню года: «Рай недостаточно высоко»… Знаете, это была рождественскайа песня номер один, и йа начала думать о Рождестве, каким оно было до того, как ушел отец и пришел тот, другой, когда были хорошийе времена, у меня всегда было много подарков, и йа задумалась, где сейчас мои куклы. У меня было около двадцати кукол Барби, когда йа была маленькой девочкой. Йа устраивала кукольныйе дискотеки для всех девчонок. А потом девочка далеко внизу, в машине, которайа тоже слушала музыку, начала плакать, но это ничего, потому что лежащему на ней парню это нравилось. Вот так вот, Томми пел о райе, йа висела в небе, над адом, а девочка в машине плакала и плакала без остановки.

Пока Джесси разговаривала с работником-добровольцем, в центр зашла важного вида делегация в сопровождении маленькой группы журналистов. Группа, возглавляемая Питером Педжетом, приблизилась к Джесси.

– Извините, что прерываю вас. Меня зовут Питер Педжет, я член парламента.

– Понятно. А йа – Джесси.

– У вас проблема с наркотиками?

– В самуйу точку, милый. Мойа проблема в том, что наркотиков у меня сейчас нет. Ты можешь меня выручить?

– Не возражаете, если я с вами сфотографируюсь?

– Десять фунтов.

– Боюсь, я этого сделать не могу.

– Ой, да ладно тебе, парень, дай пятнадцать, и йа тебе еще и минет сделайу.

– Лучше я вас угощу чашечкой чая.

– Хорошо.

Питер повернулся к маленькой группе журналистов и сказал, что девушки вроде Джесси не могут получить помощь от общества, потому что существуют по другую сторону закона. Его голос дрожал от эмоций, когда он снова подчеркнул абсурдность закона, который криминализировал своих жертв.

– У меня две дочери-подростка. Джесси запросто могла быть одной из их многочисленных веселых подружек Но нет. Вместо этого молодая девушка, совершенно одинокая, живет за границами цивилизованного общества, которое с радостью забыло о ней. Абсолютно очевидно, что эта уязвимая девушка нуждается в защите закона, а не в преследовании, и всё же общество считает ее образ жизни преступным. Знаменитые слова Дизраэли о двух нациях