Светоч Русской Церкви. Жизнеописание святителя Филарета (Дроздова), митрополита Московского и Коломенского - [46]

Новым и важным их общим делом стало издание жития преподобного Серафима, написанного Саровским пострижеником архимандритом Сергием[13]. Поначалу владыка Филарет просто двинул житие в Синод, но робкие синодальные архиереи испугались обилия в нем чудес. Сам же святитель из бесед с отцом Антонием и чтения жития уверился в святости преподобного Серафима. «А я, хотя через порог, посмотрел в безмолвие, прочитав Житие отца Серафима, и, как Вам хотелось, поправил несколько слов, где они казались поставлены не совсем правильно, – сообщал владыка своему Лаврскому наместнику 2 июля 1838 года, – Если думать о напечатании, то затруднение представят некоторые сказания о видениях. Цензура едва ли согласится пустить в свет чудесное в жизнеописании без высшего свидетельства церковного. Но исключить из жизнеописания сказания сего рода, мне кажется, было бы похоже на святотатство. Если хотите, поговорите с цензурою». Спустя месяц – новое письмо о преподобном Серафиме: «Посылаю Вам, о[тец] наместник, просмотренные мною поучения или духовные наставления отца Серафима. Я позволил себе переменить и дополнить некоторые выражения, частию чтоб язык был правильнее, частик» чтобы мысли, не довольно полно или не довольно обыкновенно выраженные, оградить от неправильного разумения или от прекословий. Посмотрите и скажите мне, можно ли думать, что я не переиначил или не повредил где-либо мыслей старца?». Лишь после многих хлопот архимандрита Антония и митрополита Филарета в 1839 году первое житие преподобного Серафима Саровского пришло к людям.

Много времени и сил отнимала переписка с многочисленными знакомыми и духовными детьми. Приходящие к нему письма он давно уже велел сжигать после написания ответа, так делалось и в силу большого объема корреспонденции, и в силу ее характера, ибо немало очень откровенных признаний и потаенных новостей, не предназначенных для посторонних глаз, содержали адресованные митрополиту письма. Он знал, что его собственные письма нередко читаются вслух, иные и переписываются для распространения, но не запрещал этого.

Игумения Мария (Тучкова)

А читать и переписывать для памяти стоило многое из писем святителя Филарета. Вот лишь самая малая выборка из его писем к игумении Марии (Тучковой), его духовной дочери, вдове генерала А. А. Тучкова, погибшего на поле Бородина. Вдова по благословению митрополита Филарета основала Спасо-Бородинский женский монастырь и стала его первой настоятельницей. Владыка писал ей много и охотно, отвечая на вопросы как духовной, так и практической жизни. «Что делается на всю жизнь, то лучше сделать нескоро, нежели торопливо». «Невидимые, но подлинные грехи видеть иногда препятствуют человеку видимые, но мнимые добродетели. Иной, например, без истинной надобности, по собственной воле и выдумке обременит тело свое веригами и вздумает, что он уже вступил в истинный чин Христовых крестоносцев и по духу, а не примечает, что на внутренней стороне вериг написано: в самовольном служении… и изнурении тела (Кол. 2, 23). Сие, впрочем, говорю не против вериг, для которых есть люди, и времена, и причины». «Познать

ничтожество поверхностного блеска, который ныне в людях называется просвещением и образованностей), есть одна из степеней для восхождения к мудрствованию здравому и правому; кто возведен на нее, тот да благодарит Вождя невидимого». «Хорошо поет Богу не тот, кто поет искусно, а тот, кто поет разумно и усердно. Прошлым летом в Лавре в больничной церкви я слышал, как один престарелый пел один и рознил сам с собою, но вечерня была хороша…»

Митрополит Филарет присутствовал при закладке на Воробьевых горах первого, так и не построенного храма Христа Спасителя, а спустя двадцать лет оказался прямо причастным к созиданию храма с таким именем. Место для него выбрали в центре города, вблизи Кремля, для чего, правда, понадобилось перевести в район Красного Села Алексеевский женский монастырь.

10 сентября 1839 года произошла торжественная закладка нового храма Христа Спасителя. После литургии в Успенском соборе Кремля, совершенной митрополитом Филаретом, крестный ход двинулся к месту закладки. Во главе процессии шли инвалиды Отечественной войны 1812 года, за ними несли чудотворные иконы – Иверскую и Владимирскую. Далее следовали чиновники, генералы, сто диаконов и священников, девять архимандритов, три епископа и митрополит Филарет. За митрополитом верхом следовал Император Николай Павлович с наследником, великим князем Александром Николаевичем, члены Государственного Совета, министры, дворцовые чины. Звонили колокола всех московских церквей. Пели лучшие в России церковные хоры – придворный и синодальный. После краткого слова митрополита царь возложил памятную доску, и тут артиллерийские орудия, расставленные на набережной, начали пальбу, и вновь зазвенели и загудели все московские колокола. Царь уехал, храм начали строить, и митрополит Московский стал членом комиссии по его строительству.

Святитель Филарет по природе своей не мог равнодушно относиться к совершаемому им делу, тем более к делу столь значимому. В течение почти трех десятилетий он входил во все важные детали художественного убранства храма; им были составлены списки сюжетов для скульптурных композиций на фасадах и живописных композиций в самом храме, им же была предложена идея необычного алтаря – храма в храме. Он принимал активное участие в обсуждении работ известных художников В. И. Сурикова, Г. И. Семирадского, В.П. Верещагина и других. Иные талантливые живописцы долго не могли понять, что церковная живопись не должна передавать страсти человеческие, что ее назначение состоит в показе совершающегося дела Божия. Например, 19 апреля 1859 года митрополит Филарет в письме к Московскому генерал-губернатору графу А. А. Закревскому изложил свое мнение об эскизе для запрестольного образа Тайной вечери, обратив его внимание не только на несоответствие изображения евангельской истории, но и на чисто эстетические моменты, и заключил: «Эскиз не может быть одобрен».