Светоч Русской Церкви. Жизнеописание святителя Филарета (Дроздова), митрополита Московского и Коломенского - [21]

Для многих умных и чистых сердцем молодых людей нестерпимым показался контраст между самозабвенным героизмом русских мужиков, одетых в солдатские шинели в годы войны, и их же рабским положением в качестве помещичьих крестьян в мирное время. Царь отчего-то не решался освободить крестьян, но можно было устроить революцию по образцу и подобию Великой французской революции.

Гордые честолюбцы, которых всегда немало, в свою очередь, решили попробовать захватить власть в России. Их вдохновлял и опыт масонских лож, в которые они успели вступить на Западе, и память о череде дворцовых переворотов в России в XVIII веке, совершенных гвардейскими полками. Кажущаяся слабость Александра Павловича, его по видимости снисходительное отношение к информации о тайных обществах, которую ему сообщали, создавали иллюзию легкости государственного переворота. Но готовили его долго, писали программы, вербовали новых членов тайных обществ. Больше, впрочем, было пустых и долгих разговоров, от которых кружились головы молодых офицеров. Убийство царя запланировали на лето 1826 года, на время военных маневров в южных губерниях, однако внезапная смерть Александра Павловича нарушила планы заговорщиков.

В России всегда существовала крайне жестко централизованная власть. Все замыкалось на царе. В декабре 1825 года в стране оказалось не то два царя, не то ни одного. Но если нет царя – власть рушится. Именно поэтому заговорщики и поспешили воспользоваться периодом междуцарствия для своего мятежа.

Владыка Филарет, один из немногих в стране, знал правду о престолонаследии. Его положение «хранителя светильника под спудом» оказалось труднейшим. Смятение и нерешительность парализовали центр государственной власти. В конечном счете именно борьба амбиций и самолюбий трех братьев: Александра, Константина и Николая, а также влияние их весьма честолюбивой матери, вдовствующей Императрицы Марии Федоровны, привели к тому, что вопрос о престолонаследии оказался запутанным. В истории России были примеры, когда в подобных ситуациях ответственность за судьбу страны брал на себя православный иерарх – например, святитель Алексий в XIV веке, святитель Гермоген в XVII веке. Воли и решимости для действия у Московского архиепископа хватало, но время было не то. Тем не менее он действовал твердо и самостоятельно.

Когда до Москвы дошло печальное известие о смерти государя, решили было присягать Константину, но владыка Филарет воспротивился. Генерал-губернатор Москвы князь Д. В. Голицын, которому Филарет открыл тайну, предложил тут же отправиться в Кремль и вскрыть пакет с тайными актами, тем более что на пакете рукой Императора Александра Павловича было начертано: «В случае моей кончины открыть Московскому епархиальному архиерею и Московскому генерал-губернатору в Успенском соборе прежде всякого другого действия».

Филарет отказался ехать в Кремль, как ни давил на него генерал-губернатор, предлагая присягать Николаю. Фактически владыка нарушал волю покойного государя, но делал он это, резонно полагая, что не может быть двух государей: одного в Петербурге и другого в Москве. Преждевременное оглашение манифеста 1823 года могло бы лишь усилить смуту в обществе, а может быть, и превратить Москву в центр мятежа под лозунгом «возвращения власти истинному государю Константину». Владыка Филарет был осведомлен о существовании тайных военных организаций в Петербурге и Москве.

Он не знал причины заминки в переходе власти: Николай никак не мог получить официальное отречение Константина на данный момент и потому не решался назначать присягу себе, как Императору. Но без власти жить нельзя, и 30 ноября Москва присягнула Константину. «Молитесь, отец наместник, – писал владыка Филарет архимандриту Афанасию (Федорову) в Лавру, – да не выйдете в напасть. Теперь особенно надо молиться».

По воспоминаниям самого святителя (писавшего здесь о себе в третьем лице), «дни, протекшие между 30 ноября и 15 декабря 1825 года, конечно, ни для кого в Москве не были так тяжки, как для архиепископа, которому выпал странный жребий быть хранителем светильника под спудом…».

Лишь 18 декабря, после получения официального манифеста о восшествии на престол Императора Николая Павловича, Москва присягнула Николаю.

Заметим, когда обстоятельства дела стали известны, в адрес Московского архиепископа стали раздаваться упреки, почему-де он раньше не открыл тайну; такого рода упреки и сто лет спустя предъявлялись ему историками. Нет нужды приводить новые оправдания, владыка сам ответил на эти упреки.

18 декабря 1825 года Успенский собор Московского Кремля был битком набит народом. После литургии воцарилась особенная тишина. Из распахнутых царских врат показался архиепископ Филарет в полном облачении, неся над головою серебряный ларец с государственными актами. Он достал запечатанный пакет, и подошедший генерал-губернатор засвидетельствовал подлинность почерка покойного государя. После этого владыка Филарет произнес такую речь:

«Внимайте, россияне! Третий год, как в сем святом и освящающем царей храме, в сем ковчеге, который вы видите, хранится великая воля благословенного Александра, назначенная быть последнею его волею. Ему благоугодно было закрыть ее покровом тайны, и хранители не смели прежде времени коснуться сего покрова. Прошла последняя минута Александра, настало время искать его последней воли, но мы долго не знали, что настало сие время. Внезапно узнаём, что Николай, с наследствованною от Александра кротостию и смирением, возводит старейшего брата и в то же время повелевает положить новый покров тайны на хартию Александра.