Светоч Русской Церкви. Жизнеописание святителя Филарета (Дроздова), митрополита Московского и Коломенского - [13]

Сознавал ли кто из слушавших молодого монаха, насколько искренним, от горячего сердца было его слово? «Вообразим, например, что Христос внезапно явился бы в сем храме, подобно как некогда в Иерусалимском, и, нашед здесь, как там, продающих и купующих (Мф. 21, 12) – продающих фарисейское благочестие и покупающих славу ревностных служителей Божества, продающих свою пышность и покупающих удивление легкомысленных, продающих обманчивую лепоту взорам и покупающих обольщение сердцу, приносящих в жертву Богу несколько торжественных минут и хотящих заплатить ими за целую жизнь порочную, – всех сих немедленно, навсегда извергнул бы отселе, да не творят дома молитвы домом гнусной купли, и, как недостойных, отсек бы от сообщества истинно верующих…»

Мир сей не царствует, но рабствует! – утверждал проповедник. «Если исключить от него тех, которые всем его званиям предпочитают звание христианина, то в нем останутся одни рабы – рабы честолюбия, рабы злата, рабы чрева, рабы сладострастия и, все вместе, рабы самолюбия… Отврати, верующая душа, очи твои, еже не видети суеты; обратися в покой твой и втайне ищи тихого, безмятежного Царствия Божия в себе самой… В живой вере и в твердом уповании, в чистой совести, в ангельской любви – здесь Царствие Божие… Все сие – начало блаженства, скоро – бесконечность! Теперь оно в меру, скоро без меры! Сие заря утренняя, скоро день невечерний! Сие бдение полночное, скоро торжество брачное!»

Неожиданно для Дроздова некоторые молящиеся подходили к нему после службы и благодарили за проповедь. Они поняли главное сердечное чувство проповедника: не желание обличать и укорять, а призыв обратить свой духовный взор к Богу, поверх житейской суеты служить Богу, не смущаясь своей слабостью верить в неисчерпаемое милосердие Божие.

В 1811 году митрополит Амвросий поручил Дроздову произнести в Лавре слово в праздник Пасхи. «Так, Он воскрес, христиане! – торжественно начал проповедник, – Как одно мгновение изменяет лицо мира! Я не узнаю ада, я не знаю, что небо и что земля. Ад ли это, заключивший рабов проклятия, который теперь отдает сынов свободы? Земля ли это, где Божество сияет пренебесною славою? Небо ли это, где поселяются земнородные и царствует человечество? Непостижимое прехождение от совершенного истощания к полноте совершенства, от глубочайшего бедствия к высочайшему блаженству, от смерти к бессмертию, из ада в небо, из человека в Бога! Великая Пасха!»

Владыка Амвросий был восхищен великолепной проповедью. Сила и поэтичность слова, глубокое раскрытие в нем смысла новозаветной Пасхи привели его в восторг. И не только его.

Дроздова подозвал к себе обер-прокурор Святейшего Синода князь Александр Николаевич Голицын и поздравил с очень удачной проповедью. Князь бесцеремонно разглядывал молодого монаха и пожелал ему почаще проповедовать в Лавре. Дроздов сдержанно поблагодарил его и ожидал возможности отойти. Он нисколько не обольщался таким знаком внимания со стороны близкого друга государя. Он хорошо помнил их первую встречу. Спустя много лет митрополит Филарет не без юмора рассказал о ней своему биографу Николаю Сушкову.

Обер-прокурор князь А.Н. Голицын

Весной 1809 года был праздник в Таврическом дворце. Пригласили и духовенство, которое разместилось на хорах. Митрополит Амвросий взял с собой недавно прибывшего из Троице-Сергиевой Лавры иеродиакона Филарета. Тому показались крайне странными и недуховное празднество, и скачка вперегонку многих карет и колясок четвернёй, и пестрые толпы мужчин и женщин, суетливо рассыпающиеся по залу во все стороны без видимой цели, и громовая музыка, перекрывающая шум и говор. Он впервые в жизни видел все это. На хоры поднимается небольшого роста человек в вышитом мундире со звездой и лентой, вертляво расхаживает посреди членов Синода, кивает им головой, пожимает им руки, мимоходом бросает слово тому-другому. «Какое странное существо!» – подумал иеродиакон. Митрополит подвел его к человеку в мундире, представил, тот о чем-то спросил, но растерявшийся инок молча поклонился ему и отошел. То была первая встреча Дроздова с князем Голицыным. «Каким же неуклюжим дикарем показался тогда я ему! – вспоминал митрополит Филарет, – Что он должен был подумать обо мне? И теперь смешно, как придет на память мое неведение светских условий… Смешон был я тогда в глазах членов Синода. Так я и остался чудаком».

Да, инок Филарет остался чудаком в глазах света, потому что не включался в гонку честолюбий и борьбу за свое благополучие, а просто трудился, но за два года в столице он постиг правила светской жизни и, как даровитый человек, научился следовать им. Поэтому в праздник Пасхи князь Голицын увидел перед собой не диковатого провинциального монаха, а вполне светски держащегося священнослужителя, которого можно и ко Двору представить.

3 октября 1811 года в новопостроенном Казанском соборе отпевали графа Александра Сергеевича Строганова, по табели о рангах – действительного тайного советника, по душевному складу – великодушного мецената: Казанский собор был построен бывшим крепостным графа Воронихиным. Похороны столь знатного и богатого человека привлекли множество молящихся, в храме собрался «весь Петербург». И потому произнесенное иеромонахом Филаретом слово мгновенно сделалось широко известным. «В мире отходишь ты, знаменитый муж, но можем ли мы провожать тебя в мире?..» – так начал он свою проповедь, по содержанию – традиционно нравоучительную, по форме – построенную в традициях церковной риторики, напоминающую проповеди Феофана (Прокоповича) и Платона (Левшина). Но необычными были энергия слова, его краткость, простота выражений, прямое обращение к стоящим в храме людям, а не к абстрактным слушателям. Текст проповеди был передан в Зимний дворец, и там его оценили. Именно тогда Императрица Елизавета Алексеевна обратилась с просьбой к высокоталантливому иноку: составить в письменной форме разъяснения относительно различий в вере Православной Восточной и Западной Римо-Католической Церкви. Ей действительно хотелось разобраться в этом вопросе, и полученное от иеромонаха Филарета Дроздова разъяснение оказалось вполне убедительным. Она похвалила мужу протеже князя Голицына.