Свето-Тень - [57]

Иными словами, в моем лице мир обрел абсолютную художественную бездарность. Но нацарапанный лик Брендона убеждал в обратном! Маловероятно, чтобы глубоко скрытый и надежно заколоченный талант проявился столь своевременно…

Вот уж где повод задуматься!

— Я назову тебя Ах, — тоном, не терпящим возражений, заявила я паучку. Выслушав мою реплику, паук не умер от эйфории и не утрудился симулировать восхищение. — Ты огорчен? Ну извини, ничего оригинальнее не придумалось.

Сказанное было чистейшей правдой, омытой родниковой водой искренности. Кроме предания о талантливой ткачиха Арахне, победившей саму Афину в соревновании по соответствующему профилю, в голову не пришло ничего подходящего. А так как Арахна — имя однозначно женское, и переделать его в мужское оказалось затруднительно, пришлось прибегнуть к сокращению.

Получившееся имечко лично мне нравилось, почти не отдавало плагиатом, и могло свидетельствовать о тонкой душевной организации называющего. Паук с именем Ах способен вызвать милую, не обойденную пафосом, ассоциацию с томной дамочкой, изящно закатывающей глаза при виде членистоногого и аккуратно оседающей в глубокий обморок на что-нибудь мягкое. В идеале — на руки пылкого поклонника.

К слову о душевной организации, как раз настало время ей покинуть бренное тело. Сложные глаза Аха выразили нежелание впрыскивать в хозяйку яд.

— Оптимистичнее, друг мой. Из того, что умирает, может возродиться нечто лучшее. И вообще, темноокая девушка в белом — моя старинная приятельница, нам есть, о чем поболтать за заточкой косы.

Убеждая наивное существо, я поднесла ладонь к основанию паутины, где он восседал, как ястреб на скале над обрывом. Хорошо, однако, что полученной мной Силы было просто чудовищно много, и наложить вуаль одновзглядности на Аха, его паутину, витую свечу на ладони и даже на сгорающий портрет было легче легкого. Никто, кроме меня, не мог увидеть их, пока продолжалось действие вуали.

Ах за время моих размышлений вскарабкался на мою ладонь и теперь нежно касался конечностью запястья.

— Давай уже, зачем тебе иначе даны хелицеры? — подбодрила я нерешительного малыша.

Укуса я не почувствовала. Зато успела различить плывущим зрением, как Ах обернулся маленькой серебряной копией себя, и мои цепенеющие пальцы крепко сжали фигурку.

Затем по паутинной дороге вниз скользнула сиреневатая полупрозрачная тряпка-душа…

Тень своенравна. Она не лучшее вместилище для сознания и священной души, зато ей доступно много больше, чем хрупкому телу. Она не нуждается в воздухе, день и ночь для нее равнозначны, и воспринимаются как постоянный сумрак, перепады температуры или давления и вовсе остаются незамеченными. Тень может существовать в любой среде, хоть в жерле извергающегося вулкана, хоть в вакууме, хоть на дне океанской впадины, с равным успехом.

Сложность в том, чтобы заставить ее повиноваться. И добрые намерения — отнюдь не тот довод, которым можно добиться милости от нее.

Чтобы подчинить Тень, нужна ненависть. Непритворная, до остервенения, до скрежета зубов, разрывающих живую плоть.

Без боли — нет искупления. И всепожирающее пламя вырвалось из недр моей души, сжигая самое себя…

И тогда Тень покорилась, принимая меня.

Дорога Тени — один лишь долгий шаг. И я шагнула, прочь от своих мощей, от серебряной фигурки паукообразного, от убогости серых давящих стен.

Короткая вспышка, несколько мгновений абсолютной темноты, затем — разноцветный калейдоскоп.

Подо мной и надо мной — слои ватных облаков. Калейдоскоп же на поверку оказался телами величавых Дайр'Коонов, парящих рядом.

— Приветствую тебя, Дочь Земли, — раздался прямо в сознании уверенный голос.

— С прибытием, девушка-тень, — вторил ему другой.

Драконов пытались описать сотни, если не тысячи, раз, и ни одно из описаний не сподобилось доподлинно передать их облик. Как описать совершенство? Изящество линий, сияние чешуи, ошеломительные глаза — настоящие запруды, отражающие вспышки светил и водовороты тьмы…

Невозможно пересказать словами, что есть венец творения Вселенной.

Пока я пребывала в эмоциональном ступоре, они парили вокруг меня, едва шевеля крыльями, которые вовсе необязательны для их полета — летать Дайр'Кооны могут и на потоках Силы. Прекрасные, восхищающие, они различались окрасом и размерами. Обязательно однотонные, разных оттенков красного, темно-зеленого, почти переходящего в черный, несколько серо-стальных, и два разительно отличающиеся от всех остальных: снежно-белый и золотой, самых внушительных габаритов. Издали их вполне можно было принять за крылатые горы: одну — заснеженную от вершины до основания, другую — залитую предзакатным солнечным светом…

Чудом избегая столкновений с гигантскими собратьями, по немыслимым траекториям носилась пара резвых малышей, не крупнее пустелыги, нежно-голубой и густо-фиолетовый.

— Примите мое почтение, великие, — мысленно произнесла я. В том, что меня услышат, сомнений нет.

— Мы рады, что ты нашла короткую дорогу к нам, — услышала я уже знакомый голос. И снова за ним следовал второй.

— Мы готовились ждать дольше.

Кажется, со мной говорят только два Дайр'Коона, белый и золотой.