Светлые века. Путешествие в мир средневековой науки - [23]
Механические часы свидетельствовали могущество того, кто владел ими, повелевая каждым поворотом мирового колеса. Неудивительно, что власти столь отдаленных друг от друга городов, как Руан и Страсбург, Берн и Прага, тут же принялись заказывать себе часы, хоть и далеко не такого сложного устройства, как те, что были в Сент-Олбансе[116]. С тех самых пор и до наших дней часы остаются символом власти. На предложение остановить Биг-Бен, знаменитые часы Вестминстерского дворца, которым предстоял длительный (четырехлетний) ремонт, британские парламентарии, привыкшие голосовать под его неумолчный бой, отреагировали воплями протеста. В глубине души они чувствовали, какое негативное впечатление произведет затихший Биг-Бен, особенно во времена, когда в стране и так неспокойно[117]. А вот для монахов Сент-Олбанса часы символизировали не столько власть, сколько безукоризненную цикличность мира, созданного Богом. Братья видели, как вращаются стрелки часов – так же неуклонно, как сменяют друг друга времена года; наблюдали, как Солнце пересекает экватор и направляется к северу, а весна переходит в лето.
Времена года менялись, а вместе с ними менялся и ритм монастырской жизни Джона Вествика. Все интервалы, на которые делилось время, были взаимосвязаны. Каждый час в сутках закреплялся за одной из семи планет, к которым причисляли и Луну с Солнцем, потому что они тоже блуждают среди звезд. Каждая из планет дала имя одному из дней недели. Принятый еще с античных времен цикл семи планет повторялся в порядке убывания длины их орбит: сначала Сатурн, планета с самой протяженной орбитой, затем Юпитер, Марс, Солнце, Венера, Меркурий и Луна. В воскресенье (Sunday) первым часом дня управляло Солнце (Sun). Вторым часом – планета, чья орбита чуть короче, то есть Венера; третьим часом правил Меркурий, а четвертым – Луна, которую считали самой близкой к Земле планетой. Затем последовательность продолжалась, начиная с самых дальних планет: Сатурн, Юпитер, Марс. С восьмого часа все начиналось сначала: восьмой, а также пятнадцатый и двадцать второй часы были посвящены Солнцу. Соответственно последними двумя часами в сутках правили Венера и Меркурий, а следующий день, понедельник, начинался с часа Луны (Moon) и именовался в ее честь (Monday). Таким образом каждый последующий день назывался в честь планеты, отстоящей от дня предыдущего на две ступеньки, если считать по убыванию длины орбит: Марс после Луны, Меркурий после Марса и так далее. Вот почему в английском языке день Солнца (Sunday) следует за днем Сатурна (Saturday – суббота), а в большинстве романских языков за днем Марса (по-испански martes) идут дни Меркурия (miércoles), Юпитера (jueves) и Венеры (viernes). Почему древние решили, что неделя должна состоять из семи дней, мы не знаем, но тот факт, что двадцать четыре часа на семь планет нацело не делятся, и объясняет такую странную последовательность наименований.
В воскресенье, день Господа, вставать приходилось раньше обычного, чтобы хватило времени для дополнительных чтений и песнопений ночной службы. Раннее начало дневных трудов даже монахам святого Бенедикта причиняло неудобства. В его уставе подчеркивается необходимость «особо заботиться» о подъеме в такой час, чтобы успеть полностью отслужить расширенную литургию. Монах, не разбудивший братию вовремя, добавляет святой Бенедикт, должен покаяться перед Господом в молитве[118]. При этом воскресенье считалось днем праздничным. В этот день послаблялись обычно строгие правила питания, ограничивавшие монахов зимой одним основным приемом пищи в день (не считая перекусов), к тому же в воскресенье можно было есть мясо. И это была лишь одна из вариаций в распорядке дня, который во времена Джона Вествика заметно усложнился. Время молитвы и время обеда менялось от сезона к сезону – летом день тянулся дольше, зато разрешался дополнительный прием пищи, а в покаянное время Великого поста единственная трапеза сдвигалась на более поздний час. В довершение всего у каждого монастыря были свои особенные праздники: дни поминовения святого – покровителя монастыря, основателей, первых настоятелей и других выдающихся предшественников. Чтобы ненадолго освободиться от жестких тисков общего расписания, монахи могли иногда прибегать к кровопусканию. Первоначально это была оздоровительная процедура, которую ввел в обычай один из аббатов Сент-Олбанса, получивший образование в прославленной медицинской школе в итальянском Салерно, – а во времена Вествика кровопускание даровало монаху двухдневный отдых от большинства послушаний и трудов[119]. Не будем забывать и о великих церковных праздниках. Некоторые из них, в том числе Рождество, каждый год отмечались в один и тот же день, дата других, например Пасхи, зависела в основном от лунных циклов и поэтому меняла свое положение в солнечном календаре.
Солнечный календарь и сам по себе был довольно запутанным. Хотя порой дни месяца нумеровали привычным нам образом, людям Средневековья удобнее было отсчитывать дни по праздникам, закрепленным за определенными датами. В отличие от нас, они не говорили, что сегодня, например, 11-й день с начала месяца; они скорее сказали бы, что некое событие произошло за день (или два) до (или после) дня какого-нибудь святого. Джон Вествик наверняка знал наизусть одну из многочисленных разновидностей рифмованного мнемонического правила, состоявшего из 365 слогов и придуманного специально, чтобы запоминать дни прославления святых. Как все лучшие мнемонические правила, это можно было менять и подгонять под свои нужды, но две первые строчки, выученные Джоном, должны были звучать примерно так:
Трое ученых из Венесуэльского географического общества затеяли спор. Яблоком раздора стала знаменитая южноамериканская река Ориноко. Где у нее исток, а где устье? Куда она движется? Ученые — люди пылкие, неудержимые. От слов быстро перешли к делу — решили проверить все сами. А ведь могло дойти и до поножовщины. Но в пути к ним примкнули люди посторонние, со своими целями и проблемами — и завертелось… Индейцы, каторжники, плотоядные рептилии и романтические страсти превратили географическую миссию в непредсказуемый авантюрный вояж.
В настоящей книге американский историк, славист и византист Фрэнсис Дворник анализирует события, происходившие в Центральной и Восточной Европе в X–XI вв., когда формировались национальные интересы живших на этих территориях славянских племен. Родившаяся в языческом Риме и с готовностью принятая Римом христианским идея создания в Центральной Европе сильного славянского государства, сравнимого с Германией, оказалась необычно живучей. Ее пытались воплотить Пясты, Пржемыслиды, Люксембурга, Анжуйцы, Ягеллоны и уже в XVII в.
Как же тяжело шестнадцатилетней девушке подчиняться строгим правилам закрытой монастырской школы! Особенно если в ней бурлит кровь отца — путешественника, капитана корабля. Особенно когда отец пропал без вести в африканской экспедиции. Коллективно сочиненный гипертекстовый дамский роман.
Мы едим по нескольку раз в день, мы изобретаем новые блюда и совершенствуем способы приготовления старых, мы изучаем кулинарное искусство и пробуем кухню других стран и континентов, но при этом даже не обращаем внимания на то, как тесно история еды связана с историей цивилизации. Кажется, что и нет никакой связи и у еды нет никакой истории. На самом деле история есть – и еще какая! Наша еда эволюционировала, то есть развивалась вместе с нами. Между куском мяса, случайно упавшим в костер в незапамятные времена и современным стриплойном существует огромная разница, и в то же время между ними сквозь века и тысячелетия прослеживается родственная связь.
Видный британский историк Эрнл Брэдфорд, специалист по Средиземноморью, живо и наглядно описал в своей книге историю рыцарей Суверенного военного ордена святого Иоанна Иерусалимского, Родосского и Мальтийского. Начав с основания ордена братом Жераром во время Крестовых походов, автор прослеживает его взлеты и поражения на протяжении многих веков существования, рассказывает, как орден скитался по миру после изгнания из Иерусалима, потом с Родоса и Мальты. Военная доблесть ордена достигла высшей точки, когда рыцари добились потрясающей победы над турками, оправдав свое название щита Европы.
Разбирая пыльные коробки в подвале антикварной лавки, Андре и Эллен натыкаются на старый и довольно ржавый шлем. Антиквар Архонт Дюваль припоминает, что его появление в лавке связано с русским князем Александром Невским. Так ли это, вы узнаете из этой истории. Также вы побываете на поле сражения одной из самых известных русских битв и поймете, откуда же у русского князя такое необычное имя. История о великом князе Александре Ярославиче Невском. Основано на исторических событиях и фактах.