Светлые города (Лирическая повесть) - [55]
И чего только он не успел ей рассказать за эти несколько дней, переложив на нее груз пережитого, воспоминаний, которые, как узнал Петр Ильич, так трудно отдать… даже дочери.
Обо всем, что ты сам, обо всем, что ты есть, — ты расскажешь лишь женщине своей.
Сперва он робко говорил ей о себе, рассказывал о Норвегии, которую видел дважды: во время войны— как воин — и в прошлом году — как турист… Дома на крутых берегах… В их фасадах — широкие стекла. И вдруг эти стекла блеснули разом — как крылья гигантских стрекоз, которые будто взвились над крутым берегом…
Финляндия, Тапиола… Серый цвет скал, как в Эстонии, и зелень деревьев… Чувство шири. Чувство слитности человека с землей… А как умело впаяны были цветные здания в массив земли! Как вязались со скалистыми грунтами!..
Он рассказывал ей о Париже: о рынке — «чреве Парижа», который видел ночью; об огромных тушах, которые привозили туда по ночам; о сточных канавах и погребках. Там кормили луковым супом, туда приходили под утро после ночных кутежей женщины в длинных вечерних платьях.
Она умела слушать еще лучше, чем он, как умеют слушать и слышать лишь женщины — с удивлением, с восторгом, замирая глазами, понимая и слыша все недосказанное…
И первый раз в жизни он стал говорить о себе, делясь с нею собою, даря ей себя со всем, что было он. Война… Дочь… Мастерская. Северный город. От этих исповедей, где все пережитое обретало значительность, он стал видеть себя иначе, чем видел прежде, почувствовал свой вес на этой земле.
За несколько дней они сделались людьми родными, стали товарищами.
А ведь она любила уже когда-то. Он не был ее первой любовью.!. Нет, все же любовью, должно быть, первой…
Словно два робинзона, гуськом, шагали они по этой земле, казавшейся необитаемой среди деревьев, в тишине леса.
Запах хвои, треск сучка у них под ногой, солнце, пробившееся сквозь ветки, шмели, которые летали в сыроватой мгле и жалили, — чертовы перечницы!..
Петр Ильич глядел в затылок Лейды и все ужасался, что босые ноги ее могут ступить на острый камень. И все казалось ему, что жарко ей, и все боялся он, что недостаточно она счастлива, и все ему вспоминалось, что нынче он не успел объяснить, сказать, повторить, как он счастлив с ней.
— Вот! — останавливаясь, сказала Лейда. — Вот, голюбчик мой.
Перед ними был ледяной ключ «Синялику», давший название местности. Небольшая ямка — едва приметная в углублении земли. В ней клокотала и билась вода.
Петр Ильич бросил палку и скарб, довольный, что можно наконец посидеть, отдохнуть. Но это влажное царство было царством слепней и комарья. Над источником, в тени склонявшихся к нему веток, как бы образовывавших шалаш, слепни кружились неугомонно. И только что не было слышно жужжания их. Его заглушал звук клокочущей, булькающей воды.
Петр Ильич с наслаждением вымыл в ледяной воде руки, провел руками по разгоряченному лицу.
«Синялику» — что в переводе на русский означает синий ключ — напоминал кипящее молоко, а между тем от холодной воды ломило суставы.
Сидя в траве и отмахиваясь от комарья веткой, Петр Ильич глядел на синевато-голубой пар, стелившийся над водой. Клочья тумана как бы бродили между деревьями, похожие на бело-синие существа среди дневного леса.
Лейда легла на живот, пытаясь напиться из ледяного источника. Над ней роилось комарье, она заслоняла шею руками, хохотала, отмахиваясь от них. Они жалили ее голые ноги. Она лягалась, согнув ноги в коленях. От холода ломило зубы, она морщила нос, сдвигала брови. Ее лицо — смеющийся рот, глаза, профиль — было как бы подернуто синим туманом. Казалось, словно ключи исторгли, выбросили из недр земных вместе с водой это не твердо очерченное, женское прелестное смеющееся лицо.
Вода клубилась, пенилась, ледяной кипяток орошал землю. Вокруг источника в земле не было ни травинки, ни деревца — все смыла бурлящая вода. Но дальше, немного поодаль, — зеленые травы хранили нетронутую свежесть, вспоенные щедростью неиссякавших вод.
Он оттащил ее от ключа, кинул наземь, глядел в глаза ее. Трогал пальцами ее холодные, смеющиеся губы. И снова, снова смотрел в лицо незнакомо-знакомое. И понял вдруг, что любит это лицо, и первый раз за много лет сказал: «Люблю» — и удивился простоте этого короткого слова.
Потом они нашли поляну, всю сплошь поросшую земляникой. Проплешины между деревьями казались розовыми — так много здесь было ягод. Как полымя вспыхивали они между зелеными листьями.
Они ступали по россыпи ягод, давили их. Их ноги были в крови земляники.
Лейда поползла по траве, срывая ягоды губами, поднимая лицо к Петру Ильичу — лицо, измазанное соком, счастливое, залитое лесной кровью.
— О-го-го! — кричит Лейда. — Калев, ты здесь?!
— О-го-го!.. — повторяет за ней Петр Ильич. — Я здесь, Линда…
«О-го-го» — над травой, над ягодой земляникой, над старым дубом.
Ни зайца, ни белки. Только вспархивает тут и там мошкара у них над головами, как тяжкое июльское дыхание.
«…Ты — смирился. Ты сделался почтенен. И тут-то оно тебя взяло и схватило, почтенный Петр Ильич!»
В коффике у проезжей дороги окна были зарешечены густыми сетками. Сосновые столы не покрыты ничем — пи клеенками, ни скатертями. Прохладно, чисто, а посетителей — всего ничего: только двое шоферов. Их грузовики, поджидая водителей, стоят под окнами на шоссе.
Эта книга о первой юношеской безоглядной любви, о двух современных глубоко противоположных характерах, о семнадцатилетней девочке-девушке — противоречивой, поэтичной, пылкой, лживой и вместе с тем безмерно искренней. Второй герой повести — будущий архитектор, человек хотя и талантливый, но духовно менее богатый.Написала повесть писательница Сусанна Георгиевская, автор многих известных читателям книг — «Бабушкино море», «Отрочество», «Серебряное слово», «Тарасик», «Светлые города», «Дважды два — четыре», «Портной особого платья» и др.В новом произведении писательница продолжает разрабатывать близкую ей тему судьбы молодого человека наших дней.
Рассказ Сусанны Георгиевской «Люся и Василёк» был опубликован в журнале «Мурзилка» №№ 8, 9 в 1947 году.
Книга о советской школе, об учениках и учителях.«Самый дорогой и самый близкий мой друг, читатель! Ни с кем я не бывала так откровенна, как с тобой. Каждый замысел я обращала к твоему сердцу, считая, что ты не можешь не услышать искренность волнения, которое я испытывала, говоря с тобой о тебе. И о себе». Повесть о дружбе, о чести и верности, и, конечно, о любви…
Рассказ Сусанны Георгиевской «Юг и север» был опубликован в журнале «Мурзилка» № 12 в 1948 году.
Журнальный вариант повести С. Георгиевской «Бабушкино море». Повесть опубликована в журнале «Пионер» №№ 1–7 в 1949 году.«Бабушкино море» — повесть о первой встрече маленькой ленинградки, шестилетней Ляли, с ее замечательной бабушкой, бригадиром рыболовецкой бригады. О зарождающейся любви и уважении к бабушке — Варваре Степановне, о труде и отваге советских рыбаков, о море, траве, ветре, деревьях, небе, о богатстве и красоте мира написана эта книга.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Всё началось с того, что Марфе, жене заведующего факторией в Боганире, внезапно и нестерпимо захотелось огурца. Нельзя перечить беременной женщине, но достать огурец в Заполярье не так-то просто...
Два одиноких старика — профессор-историк и университетский сторож — пережили зиму 1941-го в обстреливаемой, прифронтовой Москве. Настала весна… чтобы жить дальше, им надо на 42-й километр Казанской железной дороги, на дачу — сажать картошку.
В деревушке близ пограничной станции старуха Юзефова приютила городскую молодую женщину, укрыла от немцев, выдала за свою сноху, ребенка — за внука. Но вот молодуха вернулась после двух недель в гестапо живая и неизувеченная, и у хозяйки возникло тяжелое подозрение…
В лесу встречаются два человека — местный лесник и скромно одетый охотник из города… Один из ранних рассказов Владимира Владко, опубликованный в 1929 году в харьковском журнале «Октябрьские всходы».
«Соленая Падь» — роман о том, как рождалась Советская власть в Сибири, об образовании партизанской республики в тылу Колчака в 1918–1919 гг. В этой эпопее раскрывается сущность народной власти. Высокая идея человечности, народного счастья, которое несет с собой революция, ярко выражена в столкновении партизанского главнокомандующего Мещерякова с Брусенковым. Мещеряков — это жажда жизни, правды на земле, жажда удачи. Брусенковщина — уродливое и трагическое явление, порождение векового зла. Оно основано на неверии в народные массы, на незнании их.«На Иртыше» — повесть, посвященная более поздним годам.
«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».