Светлячки - [12]

Но крёстный ответил:

— Как же, слушался. Ведь он уже понимает и больше не будет бояться.

И они собрались ужинать, потому что были голодны. Они пили шоколад, а к нему поджаренные крендельки. А Малышу даже и поесть не давали! Все просили, чтобы он им рассказал, как всё было, но Малыш и сам не мог удержаться: Какой красивый был сад, и что в одном из окон был свет, и как окно открылось, и вся такая красивая хозяйка смотрела на звёзды и на светлячков, и как петухи кукарекали друг за другом аж до самого далека, и что у льва, который даже не шелохнулся, была такая большая голова и два хвоста, и он всё время плевал водой.

— А ты его не боялся? — спросила Голубка.

— А чего же мне было бояться! А правда, крёстный, мы того майского жука напугали? Как он нас боялся!

— Да, Малыш, — подтвердил крёстный.

— Но та сова!

— Ну, её же лесник застрелил. Боже, Голубка, жаль, что ты его не видела! У него был такой огромный рог, гу-у, гу-у, гу-у, гу-у и снова гу-у. Это чтобы люди знали, сколько им ещё спать осталось.

— Нет же, Малыш, это был не лесник, а ночной сторож, — поправил его папа.

— Да, это был ночной сторож.

И крёстная добавила:

— Конечно же, но пойдёмте спать. У Малыша глаза закрываются. И тогда решили, что будут молиться:

В потёмках Твои служки,

как к курице цыплятки,

спешим к Твоей защите,

наш милосердный Боже.

Малыш пожал лапку, поцеловал, и все разошлись восвояси, и спали, и спали. Сладко же им спалось.

Глава пятая. Хорошее начало

Утром Малыш первым был на ногах.

— Папа, солнце садится! Правда же, мы полетим туда, куда вы через окно влетали?

И папа вставал, а мама скорее готовила завтрак, и они помолились, позавтракали и уже летели.

— Ты только опять слушайся хорошенько! — кричала мама вслед Малышу. А Малыш думал, что будет.

Крёстный уже поджидал их под дубом. Только поздоровались и сразу полетели. Крёстная тоже прокричала:

— Ты только слушайся как следует!

Голубка добавила:

— И не бойся! — и как будто чуть усмехнулась.

Малыш это видел, но сделал вид, что ничего не заметил. Он думал о Яночке.

— Крёстный, залетим к Яночке? Её вчера у нас не было.

— Господи, я тоже об этом думаю. Может, у неё голова болела! Частенько у неё побаливает.

И решили, что остановятся у неё на минутку. Тем более это по пути.

У лесочка под скалой рос высокий вереск, кое-где он уже цвёл красными и белыми цветами, в том вереске был бархатный мох, а во мху на самой скале стоял красивый домик. И никого вокруг. Чёрные блестящие двери были закрыты, окошки, застеклённые целиковой хрусталинкой, закрыты и занавешены, и нигде никого. Малышу стало жутко.

— Это она болеет, — шептал крёстный, а папа подошёл к самым дверям и тихонько постучал.

— Входите же! — отозвалось изнутри.

Папа открыл двери, Яночка лежала на постели и голова у неё была завязана.

— Я ведь так и думала, что это вы. Добро пожаловать. Милый Малыш, я болею.

Но милый Малыш расплакался.

— Не плачь, Малыш! Я же не умру. Думаю, что я ещё дождусь, когда тебя Господь Бог научит слушаться. — И Яночка погладила Малыша. — Я бы вчера тоже пришла, но у меня болела голова, так что пришлось лечь. Но плакать нечего, всё это ничего!

И Малыш больше не плакал.

— Мы сегодня полетим туда, куда папа залетал с вашим папой через окно.

— Правда? Но тогда вам пора, чтобы не опоздать. И слушайся хорошенько! Впрочем, Господь Бог тебя научит.

И они полетели. Солнышко уже почти закатилось, и они быстрей через ручей, через холм, вдоль леса, вниз к виноградникам, вокруг города. Уже за городом в прекрасном саду у дороги стоял большой красивый дом с очень большими окнами и ещё бблыиими дверями. И те окна сияли светом, а двери были раскрыты настежь, и в двери постоянно входили люди, старые и молодые, мальчики и девочки.

Как же туда влететь? Все окна были приоткрыты, и они влетели через среднее над дверьми, сели внизу на раму и смотрели. С потолка свешивались три огромные люстры и ярко светили. Внизу на полу стояло много скамей. Если кто-либо приходил, останавливался у скамей, немного стоял — некоторые при этом смотрели в шляпу — а потом спокойно садились. Каждый приносил с собой под мышкой две книги и одну из них открывал. Тут один из них поднялся на этакий помост, где был маленький столик, и дал знак, что начинается пение. И они запели, и так красиво!

На первой скамье у самого помоста сидели два мальчика, такие пригожие и хорошо причёсанные, один побольше, другой поменьше. Пальтишки и всё остальное у них было одинаковое, но волосы у большого были светло-каштановые, а у маленького совсем светлые. И они смотрели в книгу и много пели.

Малышу они очень понравились, из-за них он почти обо всём забыл.

А рядом с младшим сидела очень симпатичная девочка. Она была вся в чёрном и в такой широкой шляпке, что даже глаз не было видно, и волосы у неё были тоже совсем светлые. Они лежали на плечах и были стянуты голубой лентой. А возле девочки на самом краю скамьи сидела высокая, полная женщина, как и девочка, вся в чёрном, и шляпа у неё была такая же широкая, что даже глаз не было видно, а по бокам свешивались две прекрасные светло-каштановые пряди.

— Папа, посмотрите, вон там, на краю первой скамьи. Это та женщина, что вчера открыла окно.