Светло, синё, разнообразно… - [10]
ЭМИЛИЯ. Расскажите лучше о четвертом.
КЛЕРОН. Драгун! Усач! Представляете? Кривые ноги и черная щетина. Проткнул моего шкипера с первого взмаха, да так, что все кишки наружу…
ЭМИЛИЯ. Да, вам есть что вспомнить, дорогая. Но мы отвлеклись
КЛЕРОН. От Матильды?
ЭМИЛИЯ. Да бог с ними со всеми. Вопрос только в том, кто из вас двоих быстрее разочаруется в партнере.
КЛЕРОН. А в вашем случае – кто?
ЭМИЛИЯ. В нашем случае, дорогая, разочарований вообще быть не может: государственный брак – дело политическое, а не полюбовное, чувства полагается демонстрировать, а не испытывать – как в театре, если я не ошибаюсь.
КЛЕРОН. А вы всегда отличаете искусственное от натурального?
ЭМИЛИЯ. Поэтому я терпеть не могу комедиантов.
КЛЕРОН. Весь мир – театр…
ЭМИЛИЯ. А Шекспир – дурак. Жизнь – это вам не сцена.
КЛЕРОН. В жизни, например, можно по-настоящему влюбиться…
ЭМИЛИЯ. Или возненавидеть.
КЛЕРОН. Или – отбить…
ЭМИЛИЯ. Или убить. (Наливает вино.) Хотите?
КЛЕРОН (берет бокал). Спасибо. (Делает глоток, роняет бокал.) Зачем?.. Зачем?.. О боги! Помогите!.. Как больно! Неужели… это все? (Падает замертво.)
ЭМИЛИЯ. Этого еще не хватало! Послушайте… пожалуйста, перестаньте! Я прошу вас… Эй, кто-нибудь! Кошмар… я пропала. Это барон… Это барон!
КЛЕРОН (лежа). Который барон?
ЭМИЛИЯ. Ратенау, разумеется, только он спосо… Однако! Что все это значит?
КЛЕРОН. «Клеопатра», акт пятый, сцена самоубийства. Мы заспорили о театре, и вот поневоле вспомнилось…
Вбегает БАБЕТТА.
БАБЕТТА. Звали?
ЭМИЛИЯ. Да, но вас не дозовешься! Помогите госпоже: она, кажется, плохо соображает, где находится!
Выходит.
БАБЕТТА. Что с тобой?!
КЛЕРОН. Знаешь, кто это была? Герцогиня!
БАБЕТТА. Ну-у?! Ай да герцогиня!
КЛЕРОН. Хотела закатить мне сцену для первого знакомства, но… слаба, слаба. Куски не доигрывает, ритм не держит, импровизирует из рук вон – пришлось дать ей урок сценического мастерства, надеюсь, усвоила.
БАБЕТТА. Что-то ты разыгралась, матушка. Не чересчур ли?
КЛЕРОН. Такая роль, тетушка. Знай поворачивайся, как в бою!
БАБЕТТА. Довоюешься. Вылетим мы с тобой отсюда – без копеечки.
КЛЕРОН. Ну, запричитала. Не рановато ли?
БАБЕТТА. До тебя теперь не докричишься. Как влюбится, так и оглохнет.
КЛЕРОН. Что-что?
БАБЕТТА. Ладно-ладно. Рановато – так рановато, лишь бы поздновато не было. Там к твоему превосходительству министр. И вот что я тебе скажу: будет деньги давать – не отказывайся.
Пошла звать.
КЛЕРОН. Стоп. Подкуп должностного лица во время исполнения им… Тебе уже дали?
БАБЕТТА. Ты что? Вот как есть перед Богом!
КЛЕРОН. Перед Богом – что?
БАБЕТТА. Вот как есть – вся!
КЛЕРОН. Дали.
БАБЕТТА. Нет!
КЛЕРОН. Тетушка! Я же первый министр в этом герцогстве и первый неподкупный министр в мире.
БАБЕТТА. И последний, не волнуйся.
КЛЕРОН. Может быть. Но ты мне репутацию не порть!
БАБЕТТА. А что? Я прислуга, мне можно.
КЛЕРОН. Выкладывай.
БАБЕТТА. Чего?
КЛЕРОН. Всё!
БАБЕТТА. Мы же нищие, дурочка ты! Себе я, что ли?
КЛЕРОН. Выкладывай!!!
БАБЕТТА (выкладывает). Туда! (Указывает на сейф.) Ну смотри…
КЛЕРОН. Молчи!!! Вот так. Теперь ступай и передай герцогу: пусть будет рядом. Если его еще интересует Мекленбургский брильянт.
БАБЕТТА (около двери). Какая!..
Вышла.
Входит ФОН ЛЕНАУ.
ЛЕНАУ. Ваше… превосходи…
КЛЕРОН…тель-ство. Продолжайте.
ЛЕНАУ. Казните меня, но, глядя на вас, эти слова выговорить невозможно. Господин первый министр, вы – красивая женщина!
КЛЕРОН. Продолжайте, барон, я слушаю.
ЛЕНАУ. Красивая, прекрасная, отличная! Но – к сожалению – умная. Я пришел говорить с вами о делах, а хочется совсем о другом.
КЛЕРОН. Продолжайте.
ЛЕНАУ. Представляю себе, что делалось в Париже при виде вас на сцене. Я думаю, немало офицеров пострелялось на дуэлях и так – из-за одного счастья ручку вам поцеловать. Я тоже готов.
КЛЕРОН (смеясь, протягивает руку). Живите, барон, на здоровье.
ЛЕНАУ (припадает).
КЛЕРОН.
ЛЕНАУ.
КЛЕРОН.
ЛЕНАУ. Волшебница!
КЛЕРОН. Барон, я подробно изучила ваши бумаги.
Держит папку.
ЛЕНАУ. Искусительница!.. Зачем?
КЛЕРОН. Как зачем?
ЛЕНАУ. Зачем не я тобою избран? Зачем не вместе мы навеки? Зачем с такою укоризной вы на меня смотрите? Я покупаю эти бумаги.
КЛЕРОН. И сколько же, по-вашему, это стоит?
ЛЕНАУ. О сколько, сколько я мечтал об этой сладостной минуте! Сто.
КЛЕРОН. Что-о-о?!
ЛЕНАУ. Сто тысяч – о, разбойница моя! (Вынул деньги, сгреб бумаги.) Нас наконец ничто не разделяет! Ручку, сударыня…
КЛЕРОН. Сначала всё сюда.
Распахивает створки сейфа. Ленау швыряет туда золото.
ЛЕНАУ. Ступай домой, металл презренный, и успокойся до поры, недолго там пробудешь ты… Ручку! (Целует.)
КЛЕРОН. Генерал, я вам аплодирую. Вы так легко расстаетесь с золотом!
ЛЕНАУ. Я офицер, этим сказано всё. Мы армия, на нас никто никогда не экономил, поэтому мы тратим деньги как-то безотчетно. Зато шпага отечества – всегда шпага, в брильянтах она или нет. Другое дело – красивая женщина…
Удостоившись в 2015 году Российской национальной премии «Поэт», Юлий Ким вспомнил о прозе – и подготовил для издательства «Время» очередную книгу своей авторской серии. Четыре предыдущие томика – «Моя матушка Россия» (2003), «Однажды Михайлов» (2004), «Стихи и песни» (2007), «Светло, синё, разнообразно» (2013) – представили его как иронического барда, лирического поэта, сценариста, драматурга… И вот теперь художественная проза, смешанная, как это всегда и бывает у Кима, с воспоминаниями о родных его сердцу местах и близких людях.
Новый роман Елены Катишонок продолжает дилогию «Жили-были старик со старухой» и «Против часовой стрелки». В том же старом городе живут потомки Ивановых. Странным образом судьбы героев пересекаются в Старом Доме из романа «Когда уходит человек», и в настоящее властно и неизбежно вклинивается прошлое. Вторая мировая война глазами девушки-остарбайтера; жестокая борьба в науке, которую помнит чудак-литературовед; старая политическая игра, приводящая человека в сумасшедший дом… «Свет в окне» – роман о любви и горечи.
Один из главных «героев» романа — время. Оно властно меняет человеческие судьбы и названия улиц, перелистывая поколения, словно страницы книги. Время своенравно распоряжается судьбой главной героини, Ирины. Родила двоих детей, но вырастила и воспитала троих. Кристально честный человек, она едва не попадает в тюрьму… Когда после войны Ирина возвращается в родной город, он предстает таким же израненным, как ее собственная жизнь. Дети взрослеют и уже не помнят того, что знает и помнит она. Или не хотят помнить? — Но это означает, что внуки никогда не узнают о прошлом: оно ускользает, не оставляя следа в реальности, однако продолжает жить в памяти, снах и разговорах с теми, которых больше нет.
Роман «Жили-были старик со старухой», по точному слову Майи Кучерской, — повествование о судьбе семьи староверов, заброшенных в начале прошлого века в Остзейский край, там осевших, переживших у синего моря войны, разорение, потери и все-таки выживших, спасенных собственной верностью самым простым, но главным ценностям. «…Эта история захватывает с первой страницы и не отпускает до конца романа. Живые, порой комичные, порой трагические типажи, „вкусный“ говор, забавные и точные „семейные словечки“, трогательная любовь и великое русское терпение — все это сразу берет за душу.
Великое счастье безвестности – такое, как у Владимира Гуркина, – выпадает редкому творцу: это когда твое собственное имя прикрыто, словно обложкой, названием твоего главного произведения. «Любовь и голуби» знают все, они давно живут отдельно от своего автора – как народная песня. А ведь у Гуркина есть еще и «Плач в пригоршню»: «шедевр русской драматургии – никаких сомнений. Куда хочешь ставь – между Островским и Грибоедовым или Сухово-Кобылиным» (Владимир Меньшов). И вообще Гуркин – «подлинное драматургическое изумление, я давно ждала такого национального, народного театра, безжалостного к истории и милосердного к героям» (Людмила Петрушевская)