Светлая полоска Тьмы - [6]

Через пару минут Анжела положила передо мной готовый документ и поставила чашку с ромашковым чаем. Хорошо же она меня изучила, прямо-таки мысли читает. Правильно сделала, что не уволила.

Я подписала бумагу и вернула ей:

— Отнеси это Пустырникову. Пусть напишет, что противопоказаний к транспортировке нет. Копию отдашь этому, который был у меня сейчас.

— Хорошо, Раиса Денисовна, — счастливо улыбнулась она.

↑

Глава 5. Лабиринт живых картин

Алиса.

Я висела в темноте, но не одна. Меня окружали искорки света, подобные звездам. Их было дикое множество: яркие и тусклые, далекие и близкие. Они звали меня, заманивали в свои сети. Стоило только ответить на их неясный шепот, потянуться мысленно, и я попадала в сон. По большей части это был обычный бред: переживания, воспоминания, страхи, перемолотые в загадочной мясорубке подсознания, приправленные абсурдом и поданные к употреблению, настолько нелогичные и сумбурные, что запомнить их было невозможно. Но не все, некоторые были столь четкими и яркими, что задержались в памяти. Опишу самый неординарный из них.

Я попала в весьма необычное место, как моя тезка в Зазеркалье. Только в моем случае это была не кроличья нора и не дворец Червонной Королевы, а огромная картинная галерея, с множеством залов, запутанных коридоров, лестниц и этажей, настоящий лабиринт в стиле Эшера. Картины, висевшие там, тоже были непросты. Стоило только задержать на них взгляд, как они оживали: люди начинали двигаться, разговаривать, появлялись звуки и даже запахи.

Не знаю, почему подсознание подсунуло мне именно этот образ. Я программист, а не художник. Правда, в детстве я несколько лет посещала художественную школу вмести с одноклассником и другом Вовкой Ворониным. Вот у кого был настоящий талант к живописи. Я же была серой посредственностью на его фоне, хоть меня и хвалили. Тот же Вовка считал, что я перспективна, но он всегда так делал: подбадривал и поддерживал меня во всех начинания. Где-то в коробках, среди моих старых школьных вещей, еще хранились его рисунки. В основном это были мои портреты. Он рисовал меня всюду: на уроках, на переменах, во дворе после занятий и у меня дома. Стоило только ручке, карандашу или мелу оказаться в его ловких пальцах, и мое лицо, как веселое, так и печальное, с разных ракурсов: в профиль, фас, вполоборота, появлялось на тетрадных страницах в линию и клеточку, на альбомных листах и ватманах. Где-то в классе пятом, я сказала ему: "Когда вырастем, ты станешь известным художником, а я буду твоей музой и хозяйкой галереи. Ты будешь писать мои портреты как Дали свою Галу, а я их продавать". На что он ответил со своей открытой мальчишеской усмешкой: "Тогда мы будем сидеть без гроша. Твои портреты я ни за что не продам."

Увы, моя глупая, детская мечта о галерее канула в Лету вместе с Вовкой. Банальный ДТП унес первую любовь безвозвратно. Может, именно поэтому, стоя на пороге смерти, я увидела то, о чем мечтала когда-то, и что было связано с гибелью дорогого мне человека. Нереализованная мечта, боль потери, загубленная надежда, таинство смерти — все это забористый коктейль для подсознания. Сознанию его не понять, можно лишь догадываться о мотивах снов, строить предположения. Ученные, конечно, пытаются разобраться, шарлатаны пишут сонники, но толку мало.

Обаяшка Вовка был первым в списке моих потерь. Неумолимый рок забирал всех, кто был мне дорог, оставляя скитаться в одиночестве среди бесконечной череды дорог и дней. Будто на мне проклятье, порча, яд судьбы, коснись — умрешь.

Моих портретов в этой галерее тоже хватало: одни были частью воспоминаний, другие могли стать вероятным будущим, не обошлось и без фантастических сюжетов, как дань моей любви к фэнтези. Тут я вдова, закутанная в черное. Там мать с младенцем на руках. Эльфийка с ярко-рыжими косами до пят. Художница с кистью в руке. Магичка, швыряющая фаербол. Даже лисица в когтях грифона. Почему лисица — не знаю, наверное, аллегория, Лисой меня называла институтская подруга Алка. Я ведь рыжая, хоть и не конопатая, ни единой веснушки, никогда, даже в детстве — странная аномалия для моего типа.

Помимо меня на картинах были и другие люди: одних я знала, других видела впервые. Еще одна загадка. Ну эльфы, драконы и прочие мифические существа — плоды моей буйной фантазии. Но откуда взялся старлей Михалыч, стажер Егорка и злюка Краснов? А ведь они говорили обо мне, даже беспокоились. Кому звонил Михалыч и докладывал о случившемся на мосту — тоже вопрос. Раиску, главврача 14-й, вечно надутую стерву с завышенным самомнением, я помню еще с похорон матери, а вот ее блондинистую секретаршу Анжелку — в глаза не видела, да и блондина в черном, якобы моего жениха, тоже. Странно это, ой, странно.

Картин было множество: прекрасных и ужасных, пугающих и радостных, фантастичных и обыденных. Броди и рассматривай до бесконечности. Все они вызывали эмоции: порой пугали и даже отвращали, а порой радовали, согревая сердце теплом приятных воспоминаний, но лишь несколько заставило замереть на месте.

Два солнца на фиолетовом небе, синий океан. Пляж усеян белой полупрозрачной галькой с фиолетовым отливом. Отраженный ею свет слепит глаза до рези, но круг нагих женщин у кромки прибоя рассмотреть можно. Они подняли руки к небу, распевая какие-то гимны на незнакомом языке. Их медленные движения плавны и тягучи. Фигуры стройны и высоки. Волосы всех оттенков пламени, от золотисто-желтого до темно-красного.