Костя вышел во двор, обернулся — во всех окнах торчали темные и светлые головенки, маленькие руки махали ему вслед.
Теперь самое время было ехать к Наде в институт, но, поравнявшись со школой, Костя невольно замедлил шаг…. В конце концов, это займет только четверть часа!
В пустой раздевалке сидела маленькая сухонькая старушка и вязала чулок.
— Нельзя в шинели, товарищ лейтенант, — строго сказала она, — у нас в верхней одежде входить не разрешается.
И вдруг отбросила чулок, подошла к рубильнику, и школа наполнилась оглушительным звоном — к окончанию пятого урока. Казалось странным, что тетя Мариша, такая маленькая и степенная, произвела весь этот шум.
— Сейчас побегут, — улыбаясь, сказал Костя, когда наконец затих оглушительный звон.
Тетя Мариша, принимая от него шинель, с достоинством возразила:
— Не побегут, а пойдут!
Растворялись двери классов, аккуратными линеечками выходили в раздевалку и спускались по лестницам с верхних этажей маленькие ученицы. Никакого беспорядка, никакой суеты.
«Ого! Дисциплинка!» — с уважением подумал Костя.
Ему казалось, что именно в эти годы ребята должны были бы разболтаться. Но, наоборот, порядка в школе было, пожалуй, даже больше, чем до войны. Может быть, потому, что здесь одни девочки учатся? Да, нелегко Светлане так сразу втянуться в эту налаженную, размеренную жизнь!
Проходя в коридоре мимо лейтенанта, девочки вежливо говорили: «Здравствуйте», и провожали его внимательными, любопытными взглядами.
Узнав, что директора сейчас нет в школе, а Иван Иванович в учительской, уже подходя к двери, Костя вдруг сунул руку в карман:
«Ох, что же я наделал! Совсем забыл!»
Через несколько минут Иван Иванович вышел из учительской в коридор вместе с Костей и спросил, пожимая ему руку с неожиданной силой:
— Прямо на вокзал поедете?
— Нет, я еще должен зайти… меня будет провожать… то есть будут провожать…
Костя, с трудом сдерживая нетерпение, шагал рядом с учителем. Тот вдруг остановился и, озорно улыбнувшись, проговорил скороговоркой, переходя на «ты»:
— Вот что, дружок, беги по коридору, никто не увидит, вторая смена еще не пришла. Только в раздевалке полегче — тетя Мариша у нас строгая!
— Лида, я в школу не пойду, я все равно учиться не буду!
— А он совсем и не для того зовет. Ему нужно тебе что-то передать. Какую-то твою вещь…
Светлана только-только успела пообедать — без особого аппетита, принимая во внимание подавленное настроение, «наполеон» и половину «эклера», — Валя-без-Ани только-только успела покаяться ей в своем предательстве, и вдруг новое волнение: явилась вожатая Лида с просьбой от Ивана Ивановича отпустить Светлану в школу. Он будет ждать ее в кабинете директора.
Наталья Николаевна разрешила идти: что-то уже Лида успела ей сказать, перед тем как позвали Светлану.
Нет, невозможно идти в школу после всего этого позора!
— Лида, я ничего не забывала в школе! Наталья Николаевна, я не пойду!
Лида возразила терпеливо:
— Не ты забыла, тебе забыли передать. Сейчас к Ивану Ивановичу кто-то заходил… кажется, какой-то военный.
— Сейчас? Вот сейчас?..
У Светланы заколотилось сердце… Нет, не может быть, чтобы Костя ради этого рисковал опоздать на поезд… то есть еще не на поезд — но все равно!
Всю дорогу до школы Светлана и Лида молчали. Светлана не знала, что Лида получила строгие инструкции от Ивана Ивановича.
«Обиделась на меня… — думала Светлана. — Так обиделась, так презирает, что и говорить ни слова не хочет!»
Уже во дворе школы Лида вдруг надумала, что сказать — совершенно нейтральное:
— Сегодня, должно быть, будет дождь!
Светлана ответила, тяжело вздохнув:
— Осенью всегда грязно…
Иван Иванович сидел за столом и проверял тетради, беспощадно отмечая жирной красной чертой каждую ошибку.
В этой комнате тоже был диван… еще один диван… только неприветливый, кожаный… твердый, должно быть!
— Вот что, Светлана, — сказал Иван Иванович, в первый раз называя ее не по фамилии, — ко мне сейчас заходил Костя Лебедев и просил передать тебе вот этот шарф. Он сказал, что это для тебя очень дорогая вещь, и просил поблагодарить тебя за нее.
Светлана взяла обеими руками шарф… Должно быть, Костина мама так заботливо выстирала и выгладила его…
— Да ты сядь. Что же ты стоишь!
Светлана присела на самый край… Нет, диван оказался мягче, чем можно было подумать с первого взгляда.
Она положила шарф себе на колени и ласково провела по нему рукой.
— Он только для этого и приходил? — спросила она.
— Нет, не только для этого. О шарфе он вспомнил уже здесь.
Иван Иванович закрыл тетрадь, а так как разговаривать и сидеть на одном месте он не мог, то стал шагать по маленькому кабинету — ровно три шага получалось — от стола и до стенки.
— Костя приходил, чтобы рассказать мне про то, как он с тобой познакомился. Между прочим, рассказал, что говорил один фашистский мерзавец про наших детей… Помнишь это?
Светлана глухо ответила:
— Помню. Я все очень хорошо помню.
— А если ты такая памятливая, так запомни раз и навсегда, что нам-то ты очень нужна. И что к нам относиться, как к своим врагам, ты никакого права не имеешь! Понятно?
Он неожиданно сел на диван. А диван оказался таким неожиданно мягким, что Светлану качнуло назад. Нужно было или совсем встать, или сесть гораздо глубже, чем она сидела.
