Свет за окном - [7]

– Что ж, – вздохнула та, – думаю, толку от меня вам немного, так что пойду прогуляюсь по винограднику.

Кивнув мужчинам, она поспешила к выходу и вышла на воздух – с мрачной мыслью, что теперь тяжесть предстоящего ей решения усугубляется еще и тем, что оно самым непосредственным образом скажется на судьбе отца и сына Бенуа. Жизнь их семьи оставалась неизменной веками. И было видно, что Жан особенно обеспокоен, поскольку он вполне понимает, что последует, если она решит избавиться от имения. Новый владелец, вернее всего, поставит своего управляющего, и Жану с Жаком придется освободить дом. Такое просто не укладывалось в голове, ибо все Бенуа, казалось, прямо-таки взросли среди лоз из той земли, на которой сейчас стоят ее, Эмили, ноги.

Солнце клонилось к закату. Эмили шла по каменистой земле между рядами ломких на вид лоз. Пройдет несколько недель, и они пустятся в рост бурно, как сорняки, и в свой срок дадут крупные, сладкие плоды, которые поздним летом, во время vendange, сбора винограда, сорвут, чтобы пустить на вино будущего года.

Она обернулась взглянуть на шато, до которого было метров триста, и печально вздохнула. Со светлыми, розоватого оттенка стенами и ставнями, по традиции выкрашенными в нежно-голубой цвет, с двух сторон обрамленный высокими кипарисами, здание словно таяло в лучах заходящего солнца. Простое, но элегантно вписанное в ландшафт, оно вполне отражало и нынешний упадок, и благородство своего происхождения.

Мы – это все, что осталось…

Нежность к родному дому внезапно охватила ее. Шато тоже осиротело. По праву рождения наделенное особыми правами, но испытывающее нехватку в самых насущных вещах, и в нужде оно сохраняло вид изящного достоинства, и Эмили ощутила к нему какое-то до странности сестринское чувство.

– Как мне тебя сберечь? – прошептала она. – Я живу в другом месте… Я… – Эмили тяжело вздохнула и тут услышала, что ее окликают. К ней направлялся Жерар. Подошел, остановился рядом и тоже обратил взгляд к шато.

– Какая же все-таки красота!

– Да. Только что с этой красотой делать, ума не приложу.

– Давайте вернемся к дому. По дороге я изложу вам свои соображения, а вы сами рассудите, полезны они вам или нет.

– Отлично.

– Итак, винодельня работает вполсилы – и с точки зрения производительности, и с точки зрения дохода. В последние годы во всем мире растет спрос на розовое вино. Его оценили и перестали рассматривать как бедного родственника белых и красных вин. Жан считает, что, если погода в ближайшие несколько недель не изменится, урожай будет рекордный. Проблема в том, Эмили, что де ла Мартиньересы к своей винодельне никогда не относились всерьез.

– Да, я это хорошо понимаю, – согласилась Эмили.

– Жан – он, кстати, произвел на меня очень приятное впечатление – сказал, что уже шестнадцать лет, то есть с тех пор как умер ваш батюшка, никаких денег в винодельню не вкладывалось. Разумеется, изначально это производство имело целью обеспечить шато своим вином. Во времена расцвета, когда ваши предки принимали гостей с размахом, большая часть вина поступала на стол. Разумеется, теперь все иначе, но винодельня работает так же, как и сто лет назад.

Жерар сделал паузу, ожидая реакции, но, не получив отклика, продолжил:

– Чтобы полностью реализовать свой потенциал, производство нуждается в финансовых вложениях. По словам Жана, к примеру, здесь довольно земли, чтобы удвоить площадь виноградников. Необходимо также, говорит он, закупить современное оборудование, чтобы идти в ногу со временем и получать отдачу. Вопрос состоит в том, угодно ли вам сохранить и винодельню, и шато для будущего. И то, и другое остро нуждается в обновлении, что потребует времени и внимания.

Они устроились за домом, чтобы договорить. Эмили вслушивалась в тишину. Ни дуновения ветерка. Покой обнимал ее, окутывал, как теплая шаль, – впервые с тех пор, как умерла мать. Умиротворенная, Эмили не хотела принимать решения.

– Спасибо за помощь, Жерар, но, думаю, с моей стороны было бы преждевременно и поспешно ответить вам сразу. Спроси вы меня об этом две недели назад, я, не раздумывая, ответила бы, что намерена все продать. Но сейчас…

– Я вас понимаю, – кивнул Жерар. – Однако то, что касается чувств, вне моей компетенции. Только финансы. И с этой точки зрения надеюсь несколько утешить вас, Эмили, сказав, что продажа парижского дома, обстановки и драгоценностей вашей матушки позволит вам не только покрыть все долги и отремонтировать шато, но и обеспечит доходом, которого с лихвой хватит до конца ваших дней. Кроме того, разумеется, не стоит упускать из виду библиотеку. Ваш папа вкладывал средства не в благоустройство жилья, будь то здесь или в Париже, а в то, к чему лежала его душа, в книги. Опираясь на то, что собрали его предки, – а библиотека и до него была редкая! – он книжный фонд удвоил. Антиквариат – не моя сфера, но возьму на себя смелость сказать, что коллекция представляет собой ценность весьма и весьма значительную.

– С книгами я никогда не расстанусь, – твердо сказала Эмили и сама удивилась, как решительно это прозвучало. – Книги – дело жизни отца. Девочкой я столько времени провела с ним в библиотеке…