Свет вечерний - [16]

Шрифт
Интервал

(Пальму так поит из недр волна)

В белый полдень звездный свет Царицы.

24 июля

8 «Жил царь в далекой Фуле…»

И на главе Ее венец из двенадцати звезд. 

Откров. Иоанна. 12, 1

«Жил царь в далекой Фуле,

Он милой верен был…»

Как ярок звезд в Июле

Неугасимый пыл.

Незыблемые светы:

Двенадцати царей

Горящие обеты

У замкнутых дверей…

«Жил царь в далекой Фуле,

Был верен до конца…»

Как пламенна в Июле

Игра Ее венца.

Осиротели светы

Двенадцати царей,

Но ярче их обеты

Ушедшей в Эмпирей.

В мечте святой лелея

О дальней Фуле весть,

Я к небу Водолея

Забуду ль взор возвесть,

Когда взыграют светы

Двенадцати царей

И повторят обеты

Владычице своей?

27 июля

9 «Четыредесять и четыре…»

Памяти Владимира Соловьева

Четыредесять и четыре

В войне, гражданских смутах, мире

Промчалось года с дня того,

Как над Невой мы с ним простились,

И вскоре в Киеве постились

Два богомольца, за него,

В церковном послушаньи русском

Утверждены. У друга, в Узком,

Меж тем встречал он смертный час.

Вмещен был узкою могилой,

Кто мыслию ширококрылой

Вмещал Софию. Он угас;

Но все рука его святая

И смертию не отнятая

Вела, благословляя, нас.

15/28 июля

10 «Каникула… Голубизной…»

Каникула… Голубизной

Гора блаженного Дженнара

Не ворожит: сухого жара

Замглилась тусклой пеленой,

Сквозит из рощ Челимонтана.

За Каракалловой стеной

Ковчег белеет Латерана

С иглой Тутмеса выписной.

Вблизи — Бальбины остов древний.

И кипарисы, как цари,—

Подсолнечники, пустыри:

Глядит окраина деревней.

Кольцом соседского жилья

Пусть на закат простор застроен —

Все ж из-за кровель и белья

Я видеть Купол удостоен.

29 июля

11 «Каникула, иль песья бесь…»

Каникула, иль песья бесь…

Стадами скучились народы:

Не до приволья, не до моды.

А встарь изнеженную спесь

Она гнала в Эдем природы.

Лишь ящерице любо здесь,

В камнях растреснутых и зное,

Да мне. О ласковом прибое

Волны к отлогому песку

Я не мечтаю в уголку

Моей террасы отененной,

На град взирая воспаленный.

29 июля

АВГУСТ

1 «В ночь звездопад днем солнце парит…»

В ночь звездопад днем солнце парит,

Предсмертным пылом пышет Лев.

Спрячь голову: стрелой ударит

Любовь небесная — иль гнев.

Был небу мил, кто дали мерил

Кометным бегом — и сгорел;

Кто «золотому блеску верил»,

Поэт,— и пал от жарких стрел.

В бестенный полдень столько милых

Теней глядится через смерть!

И сколько глаз в твоих светилах

Сверкнет, полуночная твердь!

И скольких душ в огнях падучих

Мгновенный промелькнет привет!

Угаснет пламень искр летучих,

Начальный не иссякнет свет.

А времена в извечном чуде

Текут. За гриву Дева Льва

С небес влачит, На лунном блюде

Хладеет мертвая глава.

2 августа

2 «Едва медовый справлен Спас…»

Едва медовый справлен Спас,

Светает Спас преображенский.

Спас третий — с вечери успенской.

Иванов день: всему свой час.

Крест, свет нагорный, Лика чудо,

С главой усекновенной блюдо:

Страстных святынь иконостас.

Мед с краю, горечь в сердце кубка.

Путь к обновленью естества

Доколе будет — с оцтом губка,

Усекновенная глава?

В юдоли слез трех райских кущей,

Как Петр восторженный, ищу,

Покинутый, к Мимоидущей

Тянусь и — сирота — ропщу,

Что, лишь в нетварном убеленье

Земля завидит свой Фавор,

Над полым гробом уж Успенье

Величит ангельский собор,

Преображенью праздник смежный,

Ты, риза белая души,

Ты, в зное вихрь Марии Снежной,

Пожар чистилища туши

И, след стопы лелея нежной,

Остылый пепл запороши.

5 августа

3 «С тех пор как путник у креста…»

С тех пор как путник у креста

Пел «De Profundis»,[13]— и печали,

И гимнам чужды, одичали

В безлирной засухе уста.

Благословенный, вожделенный

Я вновь увидел Вечный Град,

И римским водометам в лад

Взыграл родник запечатленный.

Не надолго, Был духу мил

Отказ суровый палинодий:

Прочь от языческих угодий

Он замысл творческий стремил.

Но в час, когда закат оденет

Полнеба в злато, хоровод

Взовьется ласточек,— вот, вот

Одна, другая вдруг заденет

Тебя крылом, в простор спеша:

Так ныне каждый миг летучий

Волной лирических отзвучий

Спешит напутствовать душа.

8 августа

4 «Все никнут — ропщут на широкко…»

Все никнут — ропщут на широкко:

Он давит грудь и воздух мглит.

А мой пристрастный суд велит

Его хвалить, хвалить барокко,

Трастеверинцев соль и спесь,

Их р раскатистое, твердо

Меняющее сольдо в сордо,

Цвет Тибра, Рима облик весь,—

Чуть не малярию, с которой,

Бредя «вне стен» из веси в весь,

Я встарь спознался и доднесь

Не развяжусь, полвека хворый.

9 августа

5 «Коль правда, что душа, пред тем…»

Ludens coram Ео omni tempore, ludens in

orbe terrarum et deliciae meae esse cum

filiis hominum.

Proverb., VIII, 30-31[14]

    Коль правда, что душа, пред тем

Как в мир сойти, на мир иной взирала,

    Поэтом тот родится, с кем

    София вечная играла.

    Веселой тешиться игрой

    Ей с человеками услада.

    Но мудрецам, в закон и строй

    Вперившим все вниманье взгляда,

    Не до веселия порой:

    У ней с поэтом больше лада,

12 августа

6 «У темной Знаменья иконы, в ночь, елей…»

У темной Знаменья иконы, в ночь, елей

Лампадный теплится; я ж, отрок, перед ней

Один молясь, не знал, что кров мой был каютой

Судна, носимого во мраке бурей лютой,

Что голосами тьмы не бес меня пугал,


Еще от автора Вячеслав Иванович Иванов
Тридцать три урода

Л. Д. Зиновьева-Аннибал (1866–1907) — талантливая русская писательница, среди ее предков прадед А. С. Пушкина Ганнибал, ее муж — выдающийся поэт русского символизма Вячеслав Иванов. «Тридцать три урода» — первая в России повесть о лесбийской любви. Наиболее совершенное произведение писательницы — «Трагический зверинец».Для воссоздания атмосферы эпохи в книге дан развернутый комментарий.В России издается впервые.


Предчувствия и предвестия

Новая органическая эпоха и театр будущего.


Прозрачность

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Манифесты русского идеализма

Настоящий том включает в себя три легендарных сборника, написанных в разные годы крупнейшими русскими философами и мыслителями XX века: «Проблемы идеализма» (1902), «Вехи» (1909), «Из глубины» (1918).Несмотря на столетие, отделяющее нас от времени написания и издания этих сборников, они ничуть не утратили своей актуальной значимости, и сегодня по-прежнему читаются с неослабевающим и напряженным вниманием.Под одной обложкой все три сборника печатаются впервые.Издание адресовано всем, кто интересуется историей русской мысли, проблемами русской интеллигенции, истоками и историческим смыслом русской революции.Примечание верстальщика: ссылка на комментарии к разделу даётся в начале каждого раздела.


Символика эстетических начал

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Достоевский и роман-трагедия

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.