Свет праведных. Том 1. Декабристы - [45]

Левой рукой ухватившись за поручень, в правой Озарёв сжимал пистолет. Впервые безумие этого предприятия он осознал только поздним утром, когда подъезжали к Витри-ле-Франсуа, где стоял французский гарнизон. Три эскадрона, казалось, решили преградить им путь. Казаков было слишком мало, чтобы оказать должное сопротивление. Вот так подарок был бы Наполеону, если бы царь, начальник его штаба и главные министры оказались в плену еще до начала мирных переговоров! Но французы остановились в пределах видимости, потом развернулись, отказавшись от сражения, исход которого был бы столь важен для их страны. Николай усмотрел в этом Божью волю – Господь покровительствовал их отважному государю. Но повторится ли чудо в следующий раз? Казаки, посланные вперед, доложили о скоплении подозрительных людей в некоторых деревнях. Кто это – дезертиры, партизаны, разбойники с большой дороги? Озарёв огляделся, вокруг тишина. Дорога шла по зеленому берегу Марны, в воде отражалось то солнце, то тени деревьев, так хотелось поплавать, остыть – было нестерпимо жарко в застегнутом на все пуговицы мундире. Рядом пыхтел, высунув язык, бородатый, толстый кучер. Иногда щелкал длинным кнутом, чтобы взбодрить не столько лошадей, сколько себя самого. Первые две лошади бежали, не отвлекаясь, опустив головы (форейтор восседал на левой), две коренные, напротив, тянули шеи, трясли гривой и весело ржали. Восседавший на облучке поручик не мог нарадоваться на их спорую работу. Едкий запах щекотал нос, грохот копыт и железных колес отдавался в голове.

Дорога стала хуже, движение замедлилось. Впереди тряслась царская карета, за ней, повторяя малейшие ее движения, экипажи свиты. Показались белые домики какой-то деревни. Казаки пустили лошадей рысью, держа пики наперевес. Кудахтали вокруг свежей навозной кучи куры, стая возмущенных гусей вжалась в стену, среди них затерялась девчушка в серых лохмотьях. Повозка с сеном, которая не вовремя задержалась на дороге, столкнулась с одним из экипажей. Два обезумевших от ужаса крестьянина выбежали из кузницы, где мастер продолжал свое дело: гудел огонь, молот стучал по наковальне. Мать закрыла фартуком головку сынишки, мешая тому посмотреть на варваров. Кучер подстегнул лошадей, вскоре деревенька исчезла из глаз, со всех сторон расстилалась зелено-желтая равнина.

Еще верста и вновь остановка. На постоялом дворе путников в полной готовности ждали свежие лошади, которых охраняли специально отряженные для этого казаки. Николай соскочил на землю, когда царь и четверо генералов заходили в дом. Офицеры не осмелились последовать за ними и собрались во дворе в тени беседки – разминали затекшие руки и ноги. Розников заказал белого вина на всех. Хватит ли на это времени? Хозяйская дочка, красная, словно вишенка, принесла два кувшина и стаканы.

– Вы очень хороши! – сказал Ипполит Прекрасный, теребя ус. – Как вас зовут?

Девушка смутилась – почему русский военный вдруг говорит по-французски? Только когда он обнял ее за талию, произнесла:

– Меня зовут Жермена.

И тотчас убежала.

– Прекрасная Жермена… – замурлыкал офицер.

Вдруг форейторы засуетились, начали запрягать лошадей. Вихрем ворвался во двор верховой, спрыгнул на землю, бросил поводья конюху и побежал в дом – наверное, прибыл к царю из Парижа с последними известиями. Уж не начались ли там уличные столкновения между бонапартистами и роялистами? Немцы, чья ненависть к французам была всем хорошо известна, могли воспользоваться любым предлогом, лишь бы предать город крови и огню. Опасения Николая на этот счет были столь сильны, что он решился поделиться ими с товарищами. Каждый из них полагал необходимым высказать собственное мнение, но тут на пороге показался Волконский – он подозвал к себе адъютанта и вручил ему пачку газет:

– Только из Парижа. Прочитайте по пути. К вечеру мне необходим доклад. И перевод на русский самых важных положений.

Шестеро адъютантов стояли навытяжку, ожидая приказаний князя. Когда тот ушел, Розников разложил газеты на столе, и все склонились над ними. Ближе всех по времени был «Le Moniteur» от восьмого июля, отпечатанный непривычно крупным шрифтом: «Правительственная комиссия известила короля о самороспуске… Король будет в Париже в три часа пополудни». В другом номере сообщалось, что «любое правительство, навязанное силой, не признающее и не гарантирующее завоеванных свобод, обречено», что Наполеон отрекся в пользу сына, были опубликованы расплывчатые заявления Фуше и Лафайета, невнятные политические дискуссии, противоречивые заявления, за которыми угадывалось смятение народа, вторично потерпевшего поражение. Ипполит внушительно произнес:

– Воистину, Франция – страна вертопрахов. Тщеславие французов сродни их коварству. Но предают ли они Наполеона, чтобы стать на сторону Людовика, или Людовика ради Наполеона, никогда не забывают прикрыть это заботой о достоинстве нации!

Озарёв хотел было выступить в защиту соотечественников Софи, но не мог не признать, что они поставили себя в неловкую ситуацию, и если год назад им можно было найти извинения – все-таки тиран довел их до гибели, то как теперь могли вновь встать под его знамена и возобновить войну? Союзники вправе сожалеть, что обошлись с побежденными столь великодушно. Император Александр не может больше говорить, что у него во Франции только один враг – Бонапарт.