Свет озера - [99]

Шрифт
Интервал

— Ну а теперь расскажите мне, как у вас идет жизнь? И для начала объясните-ка мне, что это такое — Праздник попугаев.

— Вам лучше расскажет Бизонтен, — сказала Ортанс, — он уже не раз на этом празднике бывал.

Бизонтен объяснил, что попугай — это, мол, такая птица — или набитое птичье чучело, или просто искусно сделанная, которая будет изображать попугая. Прицепляют попугая на самый верх шеста, и тот, кто его собьет, будет увенчан королевской короной.

— Королей будет трое, — добавил он. — Венчают за лучшую стрельбу одного лучника, одного арбалетчика и одного аркебузчика. Нынешний год…

Бизонтену не удалось досказать начатой фразы. Лицо Блонделя внезапно исказилось, он вскочил с места и воскликнул:

— Нет! Замолчите! Эти игры то же самое убийство, одна из его ипостасей! Они прославление насилья! Это прообраз всех тех поступков, результаты коих вы сами можете видеть на истерзанных телах наших детей! И вы требуете, чтобы я поощрял такие зрелища? Хотите, чтобы я глядел на жесты людей, на эти жесты убийц, и это я, я, который посвятил себя тому, чтобы спасать жизнь? Хотите, чтобы я рукоплескал ловкости тех, кто убил моего маленького Давида и кто до сих пор еще убивает его по ту сторону Юрского массива?

У него вдруг перехватило горло. В пугающей тишине этой комнаты, где, казалось, еще грохотали раскаты его гнева, он торопливо начал ходить взад и вперед. И стук его каблуков по только что положенным новеньким плиткам был подобен выстрелам, но не настоящим, а игрушечным, подобен отдаленному подражанию тем тирам, которые он сам осуждал. Слушатели сначала не прерывали его долгое хождение по комнате, потом заговорила Ортанс, заговорила с мягкостью, какой от нее никогда еще не слышали.

Сначала она упомянула о детях. Сказала, сколько радости они им дают, одно их присутствие здесь. Вся жизнь их сосредоточена в этом селении. Постепенно она разошлась, голос ее окреп и мало-помалу приобрел свои обычные властные интонации. После того как она рассказала Блонделю о всем том, что происходило здесь в его отсутствие, она вдруг спросила его почти суровым тоном:

— А знаете, сколько у нас осталось сыра?

Блондель молча взглянул на нее и отрицательно покачал головой.

— Всего на четыре дня.

Он перестал ходить, остановился перед ней и сказал:

— Достанем.

— Конечно, достанем. А вы знаете, сколько у нас осталось денег?

— Нет. Но ведь было же условлено, что все финансовые расчеты по вашей части.

— Вот потому-то я вам об этом и говорю. Я умею аккуратно вести денежные счета, но, к сожалению, не обладаю талантом размножать монеты.

Она тоже поднялась, встала перед Блонделем, который едва доходил ей до плеча. С минуту она не спускала с него глаз, потом бросила:

— Лекарь Блондель, у нас осталось ровно тридцать пять флоринов и восемь су. Ибо мы живем милостью наших благодетелей, таких, как мастер Жоттеран, и еще трех-четырех его друзей.

При этих словах Блондель взорвался. Вскинув руки к небу, он крикнул:

— Тогда, стало быть, это вы затоптали тот чудодейственный пыл, охвативший весь город! Стало быть, вы…

Ортанс прервала его речь:

— Ничего мы не затаптывали, но вы сами отлично понимаете, что хворост быстро занимается и столь же быстро сгорает. Правда, горит он ярким пламенем, но, если не подкинуть в печку дров, как бы красиво ни полыхал огонь, он быстро погаснет. Мы живем далеко от города. У каждого человека свои собственные заботы. Жизнь не так-то уж легка. Не хочу сказать, что они нас забыли, раз они приходят нам на помощь. Но если нам нужны деньги, если вы хотите вновь оживить, как вы выразились, этот пыл, вам придется, хочешь не хочешь, пойти навстречу жителям этой страны с их образом мыслей и со всеми их обычаями.

Ярость, только что владевшая Блонделем, сразу, казалось, стихла, на смену ей пришло неизбывное изнеможение. Он обвел взглядом присутствующих, подошел к скамье и сел. Положив локти на край стола, сжав ладонями виски, он, видимо, размышлял. Ортанс приглядывалась к нему с минуту, потом сказала все тем же спокойным своим голосом:

— А ну-ка, Бизонтен, объясните ему хорошенько, что воспоследует из этого праздника.

Бизонтен объяснил. И, не подымая глаз, Блондель выслушал его. Только время от времени он глубоко вздыхал, пожимая худыми плечами. Не отнимая ладоней от висков, он то и дело покачивал головой справа налево, словно бы вопреки своей воле говорил нет. И под конец он прошептал:

— Господи, ни единой беды ты от меня не отвел!

51

Следующий день прошел словно в лихорадке — солнечный свет затягивала серая пелена, — Блондель делал одно открытие за другим, приходил в восторг, убеждаясь, что большинство детей явно набираются сил, что все работы в его отсутствие шли полным ходом. Однако между вспышками радости он вдруг погружался в беспросветный мрак и без устали твердил:

— Неужели эти люди не могли бы отпраздновать май как-нибудь иначе, без применения оружия? Почему им так необходимо мое присутствие на празднике, почему не могу я прийти к концу, когда уже закончат короновать победителей?

Никто не брал на себя смелость ему ответить, и Бизонтену думалось: где уж тут всем им, как и ему самому, разобраться в поведении лекаря. И все-таки он догадывался, в чем тут дело, так как несколько раз собирался было возразить вслух на возгласы Блонделя:


Еще от автора Бернар Клавель
Гром небесный

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Плоды зимы

Роман «Плоды зимы», русский перевод которого лежит перед читателем, завершает тетралогию Клавеля «Великое терпение». Свое произведение писатель посвятил «памяти тех матерей и отцов, чьи имена не сохранила История, ибо их незаметно убили тяжкий труд, любовь или войны». И вполне оправданно, что Жюльен Дюбуа, главный герой предыдущих частей тетралогии, отошел здесь на задний план и, по существу, превратился в фигуру эпизодическую…Гонкуровская премия 1968 года.


Пора волков

Действие романа разворачивается во Франш-Конте, в 1639 году, то есть во время так называемой Десятилетней войны, которая длилась девять лет (1635 – 1644); французские историки предпочитают о ней умалчивать или упоминают ее лишь как один из незначительных эпизодов Тридцатилетней войны. В январе 1629 года Ришелье уведомил Людовика XIII, что он может рассматривать Наварру и Франш-Конте как свои владения, «…граничащие с Францией, – уточнял Ришелье, – и легко покоряемые во всякое время, когда только мы сочтем нужным».Покорение Франш-Конте сопровождалось кровопролитными битвами.


Сердца живых

Романы известного французского писателя Бернара Клавеля, человека глубоких демократических убеждений, рассказывают о жизни простых людей Франции, их мужестве, терпении и самоотверженности в борьбе с буржуазным засильем. В настоящее издание вошли романы "В чужом доме" и "Сердца живых".


Малатаверн

Их трое – непохожих друг на друга приятелей, которых случай свел вместе в городке среди гор Юры: Серж – хрупкий домашний мальчик, Кристоф сын бакалейщика и Робер – подмастерье-водопроводчик, который сбежал из дома, где все беспробудно пьют, и он находит сочувствие только у Жильберты, дочери хозяина близлежащей фермы.Они еще не стали нарушать законы. Но когда им удается украсть сыр, то успех этой первой кражи опьяняет и ободряет их. Они решаются на "настоящее дело" в деревне Малатаверн. Серж и Кристоф разработали план, но Робер в нерешительности.Трусость? Честность? Суеверные предчувствия? Никто не может ему помочь, он наедине со своей совестью, один перед ясными глазами Жильберты, один перед этим проклятым местом – Малатаверн.


В чужом доме

Романы известного французского писателя Бернара Клавеля, человека глубоких демократических убеждений, рассказывают о жизни простых людей Франции, их мужестве, терпении и самоотверженности в борьбе с буржуазным засильем. Перевод с французского Я.З. Лесюка и Ю.П. Уварова. Вступительная статья Ю.П. Уварова. Иллюстрации А.Т. Яковлева.


Рекомендуем почитать
Эмигрантская жизнь

Эта книга необычна. Она исследует феномен «наших за границей». Но не тех, кто приехал и уехал. А тех, кто приехал и остался. В этой книге нет ни одного придуманного момента. Все – реальная жизнь. И она во многом отличается от тех мнений о «западном рае», какими наполнены постсоветские СМИ.


Под бурями судьбы жестокой…

Историко-биографическая повесть, посвященная предку автора, крепостному, обладавшему талантом врача, чья судьба тесно переплетается с судьбой семейства Пушкиных.


Сестра милосердия

В романе «Повенчанные на печаль» («Сестра милосердия») Николай Шадрин заново рассказывает вечную историю любви. Прототипы героев — настоящие исторические персонажи, которые пользуются в последнее время особенной популярностью (после фильма «Адмиралъ») — это Анна Васильевна Тимирева и Александр Васильевич Колчак. И уже вокруг них декорациями к драме двух людей разворачиваются остальные события.К счастью, любовная история с известными героями не единственное достоинство произведения. Повесть Шадрина о крушении и агонии одного мира ради рождения другого, что впрочем, тоже новой темой не является.Действие повести происходит в белогвардейском Омске, в поезде и в Иркутской тюрьме.


На пересечении миров, веков и границ

Преемственность поколений. Воспоминания об отце и самых интересных моментах своей жизни. Отец – военный разведчик и дипломат, доброволец финской компании, работавший в Англии и Германии и завершивший свою дипломатическую карьеру после выдачи его Пеньковским. Сын – инженер космической техники и работник внешней торговли, в детстве более 4-х лет прожил в интернате Министерства внешней торговли, где и встретил свою будущую жену. По отзывам иностранной прессы – первый советский коммерсант, работавший в области предоставления коммерческих услуг по использованию отечественной космической техники.


Король Артур и рыцари Круглого стола

Книга представляет собой переложение цикла легенд о знаменитом короле бриттов Артуре и о подвигах рыцарей Круглого стола. Чарующий язык повествования увлечет читателей любого возраста, а великолепные иллюстрации американского художника Говарда Пайла (1853–1911), увидевшие свет в 1903 году, несомненно обогатят восприятие.


Перикл

Новый роман известного писателя-историка Анатолия Домбровского повествует о жизни знаменитого афинского государственного деятеля Перикла (ок. 490-429 гг. до н. э.).