Свет озера - [14]
— А ну заткнись, — сурово оборвал его Бизонтен. — Произошел несчастный случай. Конечно, страшное это дело, но ведь везде такое могло произойти.
Сора ядовито хихикнул, и дружок его тоже не отстал. Пузо Мане, обтянутое льняной красной рубахой, вылезавшее из-под загнувшегося края куртки, доходило ровно до бедра долговязого Сора. И пузо это, хоть и тряслось от смеха, почему-то наводило больше страху, чем его издевательская ухмылка. Бизонтен сразу смекнул, что они перебрали фруктовой водки, которую гнали в лесу. Если раздразнить их окончательно, может начаться свалка. Эшевен, должно быть, мирно спал в своей повозке, стоявшей впереди других, и крики его не разбудили. Кузнец хоть и был в свое время первым силачом, но с возрастом здорово сдал. Кроме него Бизонтен мог рассчитывать лишь на Бертье, на Ортанс: она тоже сумеет постоять за себя, да еще есть надежда на молоденького Пьера, который, видать, совсем не безрукий. Зато все прочие держались в стороне. Все они были люди благоразумные, как и положено крестьянам. А ведь этот Сора и впрямь великан. Ростом он, правда, не выше Бизонтена, зато весит раза в три больше. К тому же такому человеку ничего не стоит вытащить нож. Уже несколько раз, когда они еще зимовали в лесу, Сора грозился отдубасить всякого, кто попадется ему под руку, но впервые Бизонтен вмешался непосредственно в драку. До сегодняшнего дня эшевену удавалось силой своего авторитета и влияния обуздывать буяна. Однако сейчас, при поддержке Мане, тот, видно, чувствовал себя неуязвимым.
Бизонтен понял это сразу же и сразу же принял решение. Не спуская глаз с Сора, он подошел к нему поближе и произнес спокойным тоном, чуть ли даже не с улыбкой:
— Ты совершенно прав. Господин эшевен заманил нас в ловушку. Я тоже прошел немного вперед, и дороги действительно нет. Все к черту пропало, нам отсюда не выбраться!
В глазах рыжеволосого дылды вспыхнул огонек радости, и он, повернувшись к Ортанс, бросил:
— Ну что, не прав я был?
Бизонтен тоже повернулся к Ортанс и подмигнул ей, чего Сора не заметил. Потом он снова обратился к двум пьяным дружкам:
— На нашу беду, что сделано, то сделано. Счета будем сводить потом, в подходящее время. Самое главное — выбраться отсюда. И пускай выведет нас на верный путь кто-нибудь другой, кто посмышленее эшевена.
В глазах Сора промелькнула тень беспокойства. Будучи от природы тугодумом, Мане стоял разинув рот, положив обе ладони, все еще лоснившиеся от конского жира, на свое объемистое брюхо. Бизонтен сделал минутную паузу и только потом повернулся к собравшимся:
— Я лично вот что предлагаю — давайте выберем главарями Сора и Мане. Вместо господина эшевена. Они-то сумеют вывести нас отсюдова и доведут до…
Ему не дали договорить — пара подвыпивших дружков посылала его подальше, а все остальные прямо-таки корчились от смеха. На этот-то смех Бизонтен и рассчитывал. Все-таки Сора успел еще огрызнуться напоследок:
— Смейтесь, смейтесь, негодяи чертовы! Вот когда мы все околеем…
Дальнейшего Бизонтен не расслышал. Дружная парочка отправилась к повозке Мане.
Когда хохот утих, подмастерье заговорил:
— Мы и впрямь свернули на дорогу, где дальше пути нету. Вы сами в этом могли убедиться. В темноте господин Этернос спутал развалины Миньовилара с какой-нибудь другой деревней. Но поди найди дорогу в этом чертовом краю. В чем же вина эшевена, раз саксонско-веймарская солдатня разорила и разграбила Франш-Конте? Вы тоже, как и я сам, видели все эти развалины, укутанные снегом, а развалины, они друг с дружкой схожи. Ну так что будем дальше делать?
Он обвел присутствующих вопросительным взглядом, и первым ему ответил дядюшка Фавр:
— Если поворачивать назад, на такой узенькой тропке придется все деревья кругом повырубать.
— Я об этом тоже думал, — признался Бизонтен, — давайте все вместе пойдем посмотрим.
Он повел их к тому месту, где разыгралась катастрофа. При утреннем свете был виден поток, где яростно бурлила между скал тоненькая струйка воды. Снег и соседние камни перед разбитой вдребезги повозкой были окрашены лошадиной кровью. И кругом расходились звездообразно тоже красно-коричневые следы человеческих ног. На той стороне лес расступался, открывая просторную долину, а за ней, на противоположном склоне, лежал еще ночной мрак. Но чувствовалось, там, за горой, уже разливается живое золото встающего утра.
Подмастерье не прерывал молчания своих спутников, оглядывавшихся вокруг, но потом начал спокойным голосом:
— Если повернуть обратно, другими словами, вернуться назад, чтобы поискать нового пути, он все равно приведет нас сюда.
И он протянул свою длинную ручищу в направлении долины. Потом, повернувшись спиной к восходящему солнцу, показал на сосняк и добавил:
— Если мы станем валить лес не на ровном месте, где можно будет повернуть повозки, а вот здесь, на этой стороне, куда упадут деревья, а?
Все взоры обратились к обрыву.
— Именно сюда и упадут, — подтвердил Бизонтен, — лягут поперек, а так как они достаточно длинные, то упрутся верхушкой в тот берег. Что говорить, не такай уж складная работка получится, зато мы все-таки сможем на ту сторону перебраться.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Действие романа разворачивается во Франш-Конте, в 1639 году, то есть во время так называемой Десятилетней войны, которая длилась девять лет (1635 – 1644); французские историки предпочитают о ней умалчивать или упоминают ее лишь как один из незначительных эпизодов Тридцатилетней войны. В январе 1629 года Ришелье уведомил Людовика XIII, что он может рассматривать Наварру и Франш-Конте как свои владения, «…граничащие с Францией, – уточнял Ришелье, – и легко покоряемые во всякое время, когда только мы сочтем нужным».Покорение Франш-Конте сопровождалось кровопролитными битвами.
Романы известного французского писателя Бернара Клавеля, человека глубоких демократических убеждений, рассказывают о жизни простых людей Франции, их мужестве, терпении и самоотверженности в борьбе с буржуазным засильем. В настоящее издание вошли романы "В чужом доме" и "Сердца живых".
Роман «Плоды зимы», русский перевод которого лежит перед читателем, завершает тетралогию Клавеля «Великое терпение». Свое произведение писатель посвятил «памяти тех матерей и отцов, чьи имена не сохранила История, ибо их незаметно убили тяжкий труд, любовь или войны». И вполне оправданно, что Жюльен Дюбуа, главный герой предыдущих частей тетралогии, отошел здесь на задний план и, по существу, превратился в фигуру эпизодическую…Гонкуровская премия 1968 года.
Их трое – непохожих друг на друга приятелей, которых случай свел вместе в городке среди гор Юры: Серж – хрупкий домашний мальчик, Кристоф сын бакалейщика и Робер – подмастерье-водопроводчик, который сбежал из дома, где все беспробудно пьют, и он находит сочувствие только у Жильберты, дочери хозяина близлежащей фермы.Они еще не стали нарушать законы. Но когда им удается украсть сыр, то успех этой первой кражи опьяняет и ободряет их. Они решаются на "настоящее дело" в деревне Малатаверн. Серж и Кристоф разработали план, но Робер в нерешительности.Трусость? Честность? Суеверные предчувствия? Никто не может ему помочь, он наедине со своей совестью, один перед ясными глазами Жильберты, один перед этим проклятым местом – Малатаверн.
Романы известного французского писателя Бернара Клавеля, человека глубоких демократических убеждений, рассказывают о жизни простых людей Франции, их мужестве, терпении и самоотверженности в борьбе с буржуазным засильем. Перевод с французского Я.З. Лесюка и Ю.П. Уварова. Вступительная статья Ю.П. Уварова. Иллюстрации А.Т. Яковлева.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.