Свет озера - [104]
— Даруй, господи, всем этим людям возможность восторгаться. И даруй им также желание жить в мире.
Пьер тронул вожжи, и Бовар медленно пошел вперед, как бы не решаясь нарушить очарование.
53
Перед своим отъездом Блондель, снова отправлявшийся в Франш-Конте, собрал друзей и, пользуясь отсутствием Клодии, сказал им:
— Одно меня беспокоит. Кроме таких верных людей, как мастер Жоттеран с супругой, никто здесь ничего не знает о Клодии. А стан ее в последнее время заметно пополнел. Люди станут задавать разные вопросы и вам, и даже ей самой. Что же нам делать? Говорить правду? Нет. Я боюсь глупцов. Одно неосторожное слово может ранить это дитя.
И так как все промолчали, он глубоко вздохнул и просто добавил:
— Над этим следует хорошенько подумать. Прошу вас всех об этом.
И он уехал. Всякий раз после его отъезда все ходили растерянные. Однако Ортанс, казалось, оправилась первой. Уж на что она была ослеплена Блонделем, но сумела быстрее прочих взять себя в руки. Как будто то, что в вечер приезда Блонделя она обратилась к нему с суровой отповедью, ослабило ее путы. По-прежнему Ортанс говорила о лекаре с нескрываемым восхищением, но чувствовалось, что она готова стойко отстаивать свои решения. Она осудила даже его отказ присутствовать на Празднике трех попугаев и добавила:
— В его поведении слишком много покорности обстоятельствам. Спасать детей — это безусловно великое дело, но прогнать из Франш-Конте французов — деяние столь же великое. — И, указав на мальчугана с отрезанной ногой, ковылявшего на своих костыликах вслед за другими детьми, она добавила: — Конечно, прекрасно, что он его подобрал и вылечил, но, будь у мальчугана две ноги, было бы еще лучше.
Бизонтен с беспокойством прислушивался к ее словам. Он догадывался, что ее неустанно грызет желание действовать, и действовать смелее. Настойчивое ее стремление следовать за Блонделем, объясняется ли оно только желанием помогать лекарю из Франш-Конте в его благородной задаче спасения детей?
Бизонтен то и дело возвращался к этой мысли, но ни разу не спросил об этом саму Ортанс, не поделился своей тревогой с друзьями. Ведь здесь он был не только главой стройки, но и заводилой всеобщей радости. Когда он не крыл крышу соседнего дома, все свое свободное время он проводил в детьми. И смех его, подобный клекоту птиц, вызывал ответный хохот.
Прошла неделя, и казалось, Ортанс целиком отдалась работе: то возилась на кухне, то проверяла записи и счета, заботилась о детишках, старалась как-то получше наладить их житье-бытье и еще вела переговоры с будущими родителями. Детей у них осталось всего семеро, и решено было отдать их родителям, когда кончится карантин и они хоть немного оправятся и наберут сил. День ото дня все жарче пригревало солнце, в Ревероле царили мир и покой; но вот как-то вечером Бизонтен возвращался из Моржа, куда ездил за стропилами, а Пьер следовал за ним на второй повозке. Вдруг подмастерье остановил свою упряжку и крикнул:
— Отведи этих людей в дом. Там раненый. Лошадей я распрягу сам.
Какая-то женщина лет тридцати, высокая и худая, помогала идти мужчине, опиравшемуся на грубо сколоченный костыль. Из-под длинного коричневого плаща, накинутого на плечи калеки, виднелась только одна нога, обмотанная грязными рваными тряпками. Широкая шляпа с низко опущенными полями скрывала его лицо.
— Входите, входите, — пригласила вновь прибывших Ортанс… — Садитесь, пожалуйста.
Не сдержавши стона, раненый тяжело опустился на табурет. Прислонился спиной к столу и вытянул ногу. Тряпки, которыми были обмотаны его ноги, заскорузли от грязи и крови. Ортанс кликнула цирюльника, и он сразу же принялся менять повязку. Ортанс, помогавшая ему, бросила Мари:
— Скорее, Мари, теплой воды! Сейчас не время дремать. А ты, Клодия, разогрей похлебку, похлебка у нас еще осталась.
Бизонтен подбросил полвязанки хвороста на раскаленные уголья и повернул крюк для подвески котла, а Клодия повесила над очагом котелок с похлебкой. Огонь уже затрещал.
Раненый снял шляпу, и они увидели его длинное, мертвенно-бледное лицо, впалые щеки заросли черной бородкой. Мрачный взгляд, глаза, провалившиеся в темные орбиты, окруженные тенью.
«Да он и сейчас уже настоящий мертвец», — подумалось Бизонтену.
Мари принесла два деревянных ведра воды и обратилась к раненому:
— Может, вам лучше будет прилечь?
Он отрицательно помотал головой, и в гримасе, исказившей его лицо, открылись желтые зубы. Как раз в эту минуту вошел Пьер в сопровождении человека постарше, тот приблизился к раненому и спросил:
— Ну как, получше тебе?
— Да, отец… Получше.
Худая женщина зачерпнула из ведра кружку воды, но у раненого так тряслись руки, что пришлось ей самой его напоить. Старик был похож на сына, только не такой бледный, да и глаза у него не так ввалились.
— Надо бы ему лечь, сразу легче станет, — заметила Ортанс.
— Нет. Не сейчас. Сначала хорошенько отогреюсь.
— И горячий суп вам тоже на пользу пойдет, — заметила Мари, ворошившая уголья под висящим на крюке котелком.
Сноп искр, взвихрясь, взлетел вверх, и старик, протянув руки к огню, обратился к Пьеру:
— Повезло же мне, что я тебя встретил. Я и не знал даже, что ты здесь.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Роман «Плоды зимы», русский перевод которого лежит перед читателем, завершает тетралогию Клавеля «Великое терпение». Свое произведение писатель посвятил «памяти тех матерей и отцов, чьи имена не сохранила История, ибо их незаметно убили тяжкий труд, любовь или войны». И вполне оправданно, что Жюльен Дюбуа, главный герой предыдущих частей тетралогии, отошел здесь на задний план и, по существу, превратился в фигуру эпизодическую…Гонкуровская премия 1968 года.
Действие романа разворачивается во Франш-Конте, в 1639 году, то есть во время так называемой Десятилетней войны, которая длилась девять лет (1635 – 1644); французские историки предпочитают о ней умалчивать или упоминают ее лишь как один из незначительных эпизодов Тридцатилетней войны. В январе 1629 года Ришелье уведомил Людовика XIII, что он может рассматривать Наварру и Франш-Конте как свои владения, «…граничащие с Францией, – уточнял Ришелье, – и легко покоряемые во всякое время, когда только мы сочтем нужным».Покорение Франш-Конте сопровождалось кровопролитными битвами.
Романы известного французского писателя Бернара Клавеля, человека глубоких демократических убеждений, рассказывают о жизни простых людей Франции, их мужестве, терпении и самоотверженности в борьбе с буржуазным засильем. В настоящее издание вошли романы "В чужом доме" и "Сердца живых".
Их трое – непохожих друг на друга приятелей, которых случай свел вместе в городке среди гор Юры: Серж – хрупкий домашний мальчик, Кристоф сын бакалейщика и Робер – подмастерье-водопроводчик, который сбежал из дома, где все беспробудно пьют, и он находит сочувствие только у Жильберты, дочери хозяина близлежащей фермы.Они еще не стали нарушать законы. Но когда им удается украсть сыр, то успех этой первой кражи опьяняет и ободряет их. Они решаются на "настоящее дело" в деревне Малатаверн. Серж и Кристоф разработали план, но Робер в нерешительности.Трусость? Честность? Суеверные предчувствия? Никто не может ему помочь, он наедине со своей совестью, один перед ясными глазами Жильберты, один перед этим проклятым местом – Малатаверн.
Романы известного французского писателя Бернара Клавеля, человека глубоких демократических убеждений, рассказывают о жизни простых людей Франции, их мужестве, терпении и самоотверженности в борьбе с буржуазным засильем. Перевод с французского Я.З. Лесюка и Ю.П. Уварова. Вступительная статья Ю.П. Уварова. Иллюстрации А.Т. Яковлева.
Эта книга необычна. Она исследует феномен «наших за границей». Но не тех, кто приехал и уехал. А тех, кто приехал и остался. В этой книге нет ни одного придуманного момента. Все – реальная жизнь. И она во многом отличается от тех мнений о «западном рае», какими наполнены постсоветские СМИ.
Историко-биографическая повесть, посвященная предку автора, крепостному, обладавшему талантом врача, чья судьба тесно переплетается с судьбой семейства Пушкиных.
В романе «Повенчанные на печаль» («Сестра милосердия») Николай Шадрин заново рассказывает вечную историю любви. Прототипы героев — настоящие исторические персонажи, которые пользуются в последнее время особенной популярностью (после фильма «Адмиралъ») — это Анна Васильевна Тимирева и Александр Васильевич Колчак. И уже вокруг них декорациями к драме двух людей разворачиваются остальные события.К счастью, любовная история с известными героями не единственное достоинство произведения. Повесть Шадрина о крушении и агонии одного мира ради рождения другого, что впрочем, тоже новой темой не является.Действие повести происходит в белогвардейском Омске, в поезде и в Иркутской тюрьме.
Преемственность поколений. Воспоминания об отце и самых интересных моментах своей жизни. Отец – военный разведчик и дипломат, доброволец финской компании, работавший в Англии и Германии и завершивший свою дипломатическую карьеру после выдачи его Пеньковским. Сын – инженер космической техники и работник внешней торговли, в детстве более 4-х лет прожил в интернате Министерства внешней торговли, где и встретил свою будущую жену. По отзывам иностранной прессы – первый советский коммерсант, работавший в области предоставления коммерческих услуг по использованию отечественной космической техники.
Книга представляет собой переложение цикла легенд о знаменитом короле бриттов Артуре и о подвигах рыцарей Круглого стола. Чарующий язык повествования увлечет читателей любого возраста, а великолепные иллюстрации американского художника Говарда Пайла (1853–1911), увидевшие свет в 1903 году, несомненно обогатят восприятие.
Новый роман известного писателя-историка Анатолия Домбровского повествует о жизни знаменитого афинского государственного деятеля Перикла (ок. 490-429 гг. до н. э.).