Свет ночных фонарей - [6]

да в ранах не ножевых,

нечто похуже — сквозь время ее волок…

Только вчера курили с ним — нет в живых.

Только недавно виделись — некролог.

«Створками окон ночь, разделенная пополам…»

Створками окон ночь,

разделенная пополам,

обходит свои обители

с видом вальяжно-серьезным.

Сигареты смолю,

не внимая Минздрава словам,

но завидев трамвай,

вспоминаю про Берлиоза!

Затворник

I

В городе,

где некому сказать «До встречи»

и разбитом улицами на квадраты,

слух очертит

частицы речи

как стрелки сектор на циферблате.

Когда сердце,

работу на миг убыстрив,

вдруг застынет в раздумьях,

не понимая,

то наружу прорвутся немые мысли,

бесконечные, как прямая.

Станет страшно,

когда лишь коснется слуха

пустоты всеобъемлющей голос тихий,

а в своем отражении узришь старуху,

у которой ты покупал гвоздики,

то заметишь отчетливо:

мир не вечен,

ты не вспомнишь лица,

забудешь даты

в городе,

где некому сказать «До встречи»

и разбитом улицами на квадраты.

II

Не расслышать звук с десяти шагов

потому, что вовеки не докричаться

до других, что делает этот год

схожим с умолкнувших цивилизаций

пустотой, тишиной, — всем, что там внутри

до сих пор существует, по крайней мере,

можно это предположив, мудрить,

или, во всяком случае, в это верить.

Утром при свете любой предмет

стремится выделиться из массы прочих.

Потому, когда видишь в окошке свет,

предпочитаешь дождаться ночи.

Проникает в сердце разлуки сталь

как река свой бег устремляет в устье.

И раз Бог грехи отпускать устал —

Время

наши грехи отпустит.

Утекает сыпучего сна песок,

что сквозь память лет

прорастет щетиной.

Даже если проснешься —

кошмарный сон

становиться реальней

и ощутимей…

Где от всех начинаний

в итоге зло

проявляется как шрам от удара плетью,

гвозди

никем не высказанных слов

ржавеют

под кислотным дождем столетий.

III

Свет фонарей приятней,

чем свет луны.

Рычанье моторов

колеблет мембрану ночи.

Улицы, влившись друг в друга,

дают углы.

Прямая — кратчайших путь

между парой точек.

Обилие наблюдений

сведет с ума,

Переписать пейзажи —

не хватит краски.

Люди спешат,

заполняя собой дома.

Города рот молчит,

не напрягая связки.

Чтобы приблизить сон,

в уме сосчитай до ста

или построй на будущее

радужные перспективы,

Чтоб по звонку будильника

утром с кровати встав,

выдохнуть «С добрым утром»

в пространство своей квартиры.

Прорезав периметр комнаты,

в стены упрется звук

и растворится в мебели,

что не выдаст тебе ответа.

Что день грядущий готовит, —

узнаешь по линиям рук,

И утро отбросит ночь

как погашенную сигарету.

IV

Солнце, едва проснувшись,

так сильно слепит глаза,

как дальний свет фары

встречного автомобиля.

Предостерегающие надписи

«Не влезай»

необходимые как лайнеру пара крыльев,

заполняют пространство,

и скоро свободных мест

будет нельзя отыскать,

ничего не нарушив.

Поэтому нервы на взводе.

И даже «Христос воскрес»

интонацией неотличимо

от «в Бога душу».

Очертания смерти отчетливы,

На кого б ты не уповал,

все равно здесь внакладе останешься, —

эти правила не изменишь.

По шрамам на теле города

спешит, дребезжа, трамвай,

будто ржавая кровь

по растерзанным лезвием венам.

V

Не на чем взгляд задержать,

посмотрев вокруг, —

полная неподвижность,

и только лишь

посланный спешно

гортанью наружу звук

от стен отражается,

если заговоришь.

Лампа,

уткнувши локоть

в стола ребро,

медленно движет свет

в занавесок швы.

Мебель, вобрав в себя

от печи тепло,

приобретает сходство

со всем живым.

Внешнему миру

проникнуть сюда не даст

Ничто и никто,

ты останешься здесь один.

Память,

отбросив сгусток ненужных фраз,

полнится пустотой

как водой графин.

Тих и размерен

здесь

мыслей неспешный шаг.

В каждом мгновенье

бессмертие сохранив,

время течет в безвременье,

раз душа

не ощущает воздействий со стороны.

Здесь

не имеет значения

слово «вдруг».

Прочь бы уйти,

да замки на дверях прочны!

Не на чем взгляд задержать,

посмотрев вокруг.

Старые половицы скрипят в ночи.

VI

Взгляд не направишь в сторону,

не повернув лица.

Покой после смертных судорог

не тебе одному обещан.

Возвращаешься в клетку комнат,

переступишь порог крыльца,

где очертанья предметов размыты,

а сны — зловещи.

Здесь не замедлить ход времени,

не избежать перемен,

здесь после падений любых

не хватит силы подняться,

здесь тишина оглушительна,

здесь кровь из порезанных вен

вытекает быстрей и стремительней,

чем из пальца.

Ты здесь ненужный и лишний,

как в прокуренных легких слизь.

Заявить о своем бесправии

некому и некстати…

Тешит одно желание —

переписать всю жизнь,

только глазами впотьмах

не отыскать

ни одной тетради.

«Контур предметов стерт…»

Контур предметов стерт.

Прожитым дням вослед

хочется крикнуть: «Черт!»,

не зажигая свет,

ибо по горло сыт

видом житейских дрязг.

Смерти привычен вид.

С каждой секундой грязь

переполняет мир.

Тот, кто и крут, и терт,

скажет в сердцах: «Аминь».

Контур предметов стерт.

Поэт

I

Стена.

Окно.

Уставший вечер.

Неяркий свет настольной лампы.

И ощущенье, что не вечен

ты сам. Разменивать таланты

на нечто важное настолько,

что без него никак не выжить,

бессмысленно. Не выйдет толка

из написанья глупых книжек.

И ты ни письменно, ни устно

не заявляй, калеча нервы:

мол, на обочине искусства

порой встречаются шедевры.

Чушь, непохожая на правду.

Эпохой ты насквозь просвечен.

Все, что здесь есть, — твое по праву:

стена.

Окно.

Уставший вечер.

II

Чтоб на пороге не увидеть смерть,