Свет на Монегане - [4]

Рядом со столиком, на мольберте, стояла картина — незаконченный пейзаж, и Тревор принялся изучать ее так внимательно, будто ветхая мебель нимало его не волновала. Лишь спустя минуту он почувствовал около столика присутствие Мартина, но даже тогда не проявил того удивления, какое непременно выказал бы сам Мартин, очутись он на его месте. Художник кивнул Мартину так, словно ждал его. Он не встал.

— Должно быть, вы муж Клары, — сказал он, проведя рукой по своей шевелюре.

— Мартин.

— Ну да, Мартин.

— Джойс вам звонила?

Роберт Тревор хмыкнул.

— У меня нет телефона. Это один из многих здешних плюсов. — Он помедлил, давая Мартину время оценить его замечание, в котором будто бы угадывался какой-то тонкий намек. — Нет, солнце зашло за облако, я поднял глаза, смотрю — вы. А дальше логический вывод.

Ладно, подумал Мартин. Значит, вот как все складывается. Солнце и вправду спряталось за облаками, и он вспомнил о Бет, гуляющей где-то среди скал на дальней стороне острова. Расстроилась, наверно, — подо что теперь подставлять голую грудь?

— Это мне еще пригодится, Мартин, — сказал Тревор, кивнув на баночку из-под артишоков.

— Я могу войти? — спросил Мартин.

— Вы пришли меня убивать? — осведомился Тревор. — И пистолет принесли?

Мартин покачал головой.

— Нет, пистолета нет. Просто пришел на вас посмотреть, — сказал он, довольный, что ему удалось вложить в свои слова такую же неприязнь, какая сквозила в объяснении самого художника насчет солнца.

По-видимому, Тревор тоже счел его ответ достойным.

— Что ж, полагаю, мне следует вам довериться, — сказал он, наконец кое-как поднимаясь на ноги.

Мартин взошел по лесенке на веранду, после чего наступил неловкий момент, так как обоих явно не вдохновляла перспектива рукопожатия.

— Там по столом еще одна банка — может, достанете? — сказал художник. — Я бы и сам справился, но у меня это займет добрый час.

Мартин достал банку и еще две. Роберт Тревор тем временем собрал кисти, разложил их кучками по непонятной Мартину системе, а потом плеснул в каждую из банок растворителя из жестяной фляги. Присев на корточки, Мартин подоткнул под столик отвалившуюся ножку — у него это получилось лучше, чем у Тревора.

— Я не хотел мешать вам работать, — сказал Мартин, поняв, что дело свелось именно к этому.

Художник поглядел на него так, будто он сморозил откровенную глупость. А он настоящий великан, подумал Мартин. У Тревора был огромный живот, но при его росте впечатления тучности не возникало. Наверное, раньше, когда они с Кларой любили друг друга, он был стройным. Мартин не сомневался в их отношениях с тех пор, как распечатал его картину.

— На сегодня свет уже кончился, Мартин, — Тревор пожал плечами. — Самый хороший свет бывает рано. Все остальное делаешь по памяти, не то что в вашем сомнительном бизнесе.

Так, подумал Мартин. Стало быть, Клара ему говорила. Сначала валялась с этим художником в постели, а потом рассказывала ему об их жизни, об их браке.

— Как это называется у киношников? Последний свет на закате?

— Волшебный час?

— Ага. Волшебный час, — кивнул Тревор. — Скажите, это правда или очередная выдумка вашего брата?

— Да нет, все вполне реально.

— Ах вот как, — отозвался Мартин таким тоном, что нельзя было понять, поверил он Мартину или нет. — Ну, если вы явились не для того, чтобы меня убить, тогда присаживайтесь, и я принесу пива. Когда я вернусь, вы расскажете мне, была ли моя Клара «вполне реальной», чтобы вас устроить.

Ее привезли в добротной профессиональной упаковке, но когда Мартин увидел на ярлыке обратный адрес, он поставил коробку в угол у себя в кабинете. Джойс всегда была малоприятной женщиной, а следовательно, ее подарок тоже имел все шансы оказаться малоприятным. Она звонила ему неделей раньше и предупредила, чтобы он ждал посылки, но не пожелала уточнить, какой именно. «Я не отправлю ее, пока не услышу, что у тебя новая подруга, — пояснила она. — Это серьезно, Мартин?»

«Не понимаю, при чем здесь ты, Джойс», — отрезал он, радуясь, что может так ответить, ибо совершенно не представлял себе, насколько серьезен его новый роман. Загадкой было уже то, как Джойс, жившая на другом конце страны, вообще пронюхала про Бет. Почему это ее волнует, он тоже не понимал. Третьей загадкой можно было считать содержимое ее посылки, столь заботливо упакованное, но даже все три загадки оптом не пробудили в Мартине почти никакого любопытства. Форма коробки позволяла предположить, что внутри находится картина, но из этого он сделал ошибочный вывод, что сама же Джойс ее и написала.

Так коробка и простояла невскрытой больше недели. Даже Бет, и та заинтересовалась ею; а может быть, ее заинтересовало просто отсутствие интереса у Мартина. Она обожала подарки и получала их во множестве — правда, в основном от своего полуслабоумного отца, который был ненамного старше самого Мартина. Этот папуля, как она его называла, жил в Миннесоте вместе с женой, своей ровесницей, и Мартин благодарил бога за то, что ему так и не довелось с ними встретиться. Бет не демонстрировала особенной привязанности к родителям, но когда отец присылал ей очередной пакет, у нее мгновенно загорались глаза. «Ты никогда мне ничего не даришь, Мартин, — притворно сетовала она, вскрывая посылку. — Почему бы это?»