Свет мой, зеркальце, скажи - [14]

- Протестую! - рявкнул Ирвин Гольд и я был ему признателен. - Господин председатель, это свидетельство опасно уходит в сторону автоэротики.

С видимым научным интересом герр доктор изучает блестящие глаза и пылающие щеки моей сестры.

- Протест принят.

- О! Ну что же, - сказала сестра. - вернемся к моему братишке.

- К его извращениям, - вмешался лекарь.

- Его извращения... Да! Говорила ли я, что он был без ума от кино? Нет, не думаю. Он просто сходил с ума. Настоящий безумец. И особенно себя напичкал "Унесенными ветром", если мне не изменяет память. В тот год его не интересовали ни ковбои, ни гангстеры, ни Лоурел и Харди, нет. Он был увлечен лишь Скарлетт О'Хара, я думаю, на это стоит обратить внимание! Я считаю, что он видел фильм не меньше четырех раз: вначале с семьей, затем три раза один. Обвиненный в этом, он все отрицал, но нервозность его выдала. В качестве защиты он обвинил меня в многочасовом просиживании в зале, где шла демонстрация "Женщин". Вы помните, этот фильм поставлен Джорджем Кьюкором со звездами Розалиндой Рассел и Полетт Годдар, столь восхитительными, столь и резкими. Я признаю, что они произвели на меня определенное впечатление. Был некий ажиотаж, безумные прически, которые...

- Что все это значит? - воскликнул Гольд. - Начинается полоскание грязного белья? Протестую.

- Протест принят, - ворчит доктор. - Мисс, мы обвиняем вашего брата, а не вас.

- Ах вы грязное подобие Калибана, вы хотите лишь поглубже зарыться в его комплексы, чтобы утопить его! Он прекрасно знает, что осквернил все на свете. Он предал меня, предал свою жену (лишь Господь знает причины его развода) и рано или поздно столь же легко предаст своего сына. Я ни на секунду не сомневаюсь, что он предал особу, лежащую в данный момент в ванной комнате. И как только она пригрозила ему разглашением его извращенности, он просто - напросто пустил ей пулю в живот.

Я был не способен больше сдерживаться.

- Моя извращенность, черт побери! Если ты в чем-то сговорилась с этими людьми, то зачем тебе мое исчезновение?

- Молчать!

Герр доктор устремляется ко мне на своих коротеньких ножках с перекошенным от злобы лицом.

- Молчать! Молчать! - орет он, тыча указательным пальцем мне в грудь, от чего я едва не задохнулся. - Больше это не пройдет! Ваш сын вернется в зал раньше, чем вы молвите хоть слово, и будет присутствовать на всех дебатах. Он увидит фотографии, прослушает записи, сможет рассмотреть вашу жертву с ног до головы, так же как и орудие преступления, и сделать выводы о происшедшем. Так что осторожнее!

- Доктор... Извините, господин председатель, прошу вас.

Меня ещё раз ужаснуло, что я захныкал, но что ещё оставалось делать?

- Доктор, я хотел всего лишь дать понять, что если сестра сможет избавиться от меня, то унаследует мою часть. Потому её свидетельство...

- Вы оспариваете? Предполагаете, что она лжет?

- Нет. Не совсем. Она преувеличивает, подтасовывает факты и это все. В любой семье...

- Меня не интересует любая другая семья. Я занимаюсь вами, исключительно вами. Я здесь, чтобы судить вас надлежащим образом. Честно, с чистыми руками и холодным рассудком.

- Судить меня с чистыми руками и холодным рассудком? Но как вы можете так, как можете вести все подобным образом? Я не хочу быть вашим противником, доктор, я просто хочу сказать, господин председатель, что подобные дебаты - карикатура на судебный процесс. Скорее поверят в психологическую драму с бедным кретином в качестве жертвы сеанса.

- Вы хотите заявить, что мой стиль судопроизводства далек от вашего понимания, мой друг?

- Ну хватит! - закричала моя сестра.

Она ненавидит судебные процессы и психологические драмы. Для нее, с тех пор как она увлеклась своей профессией, весь мир - классный зал, полный лодырей.

- Единственный вопрос - знает ли мой брат эту потаскуху? Да это очевидно. Достаточно посмотреть на его виноватый вид, когда я сейчас это говорю. Потому или он тотчас все признает, или я рассказываю его дорогому сыночку о всех невинных играх, которыми мы некогда занимались с его папой. Во всех деталях.

- Свинья!

Я хотел броситься на нее, но у меня не было сил подняться с места.

Сестра одарила меня загадочной улыбкой.

- Я знаю тебя наизусть, Бубба. И ты это знаешь. Теперь поразмысли. Как её зовут, ну же?

Карен?

Нет, её подругу.

Имя?

Экзотическое. Шотландское. Или что-то в этом роде.

Но я сейчас с Карен, мой перегруженный завтраком желудок выдавливает все в глотку, когда скоростной лифт "Регала" опускается в холл. Карен, съевшая больше меня , дожевывала остатки сдобной булки с маслом, прихваченные с подноса. Когда дверь открывается и мы выходим из кабины, она запихивает все это в рот и тут же проглатывает.

- Идем, я хочу показать тебе кое-что.

Она уводит меня к газетному киоску в холле. Продавщица - женщина с пепельно-серыми волосами в очках, тип классной дамы, разговаривает с престарелой супружеской парой. Рядом с ними девочка лет пяти, должно быть они её бабушка и дедушка, прогуливается вдоль нескончаемой витрины киоска, разделенной пополам. Маленькая ручонка держит за шею нарядную куклу. Другая указывает по очереди на каждое издание, будто предлагает его. Карен указательным пальцем трогает маленький курносый носик ребенка и, улыбаясь, спрашивает.