Свет молодого месяца - [98]

Он именно собирался идти пешком. Он так давно ездил верхом, что ему не пришло в голову, что можно не идти пешком.

— Я буду рад ссудить вам лошадь.

Хорейс смотрел на плоские, коричнево-зеленые болота, стекающие подобно рекам между заливами, — болото и залив, болото и залив, образующие знакомую схему до самого моря. Ему хотелось ненавидеть этого человека, послать его к черту, но острый земляной запах соленых болот разбудил в нем воспоминание о том, каким он был, когда он был действительно Гульдом из Блэк-Бэнкса, когда он знал только обычные страхи, знакомые каждому, раньше, чем он стал чужим себе самому, раньше, чем он научился убивать и бояться.

— Да, — сказал он, — буду благодарен за лошадь.

Лодка заскрипела по песку на отмели у Убежища, и Хорейс подождал, чтобы Иген вышел первым. Вместе с янки они поднялись по широкому пляжу к старому дому Убежища; его веранда с закрытыми ставнями и остроконечная крыша были так же знакомы, как отмель у пристани Кингов. На территории были негры, но не работники Кингов. По крайней мере, он никого не узнал, и его не узнал никто.

Иген болтал о том, где он найдет лошадь.

— Позади старого амбара Кингов для хлопка… ее сейчас седлают… Мы хотим, чтобы к вам, повстанцам, которые здесь жили, относились как следует… конечно, вы слышали об Особом полевом приказе Шермана… все приморские острова отданы неграм… На каждого сорок акров… земля размежевана… все же, можете, конечно, посмотреть старые места… и сообщите мне, не могу ли я еще чем-то помочь.

Пока янки говорил, Хорейс почувствовал, что сам он как-то отошел в сторону, откуда он мог наблюдать за обоими собеседниками. Ему представился Иген, обвязавший веревкой голову пожилого, плохо одетого офицера-Конфедерата; за эту веревку он как бы дергал любезно, изо всей силы. Откуда он мог знать, что его земля размежевана на участки по сорок акров и роздана? Откуда он мог знать об Особом полевом приказе Шермана?

— Спасибо, — пробормотал он, повернулся и обошел дом Кингов по заросшей лужайке к амбару для хлопка. Незнакомый негр — с протянутой рукой — держал невзрачного вида лошаденку. Хорейс нашел в кармане монету, сел на лошадь и медленно поехал по дубовой алее Анны-Матильды Кинг по направлению к дороге на Джорджию.

Любимая дорога казалась такой же, как прежде, если не считать глубокие ухабы и места, едва прикрытые тонким слоем ракушек. Деревья по-прежнему стояли тесно по обе стороны, их по-весеннему зеленые ветви смыкались над его головой. Он не подгонял лошадь. Торопиться было незачем. Его никто не ждал. Он мог переночевать в знакомых лесах Сент-Саймонса не хуже, чем в чужих лесах, где он провел последние четырнадцать ночей. Вид дома Демиров превзошел самые страшные его ожидания. Стояли только обваливающиеся стены и голые, молчаливые трубы. Он не стал останавливаться. Он ничем не мог помочь своим старым соседям, живущим где-то на материке во временном убежище, и не знающим о том, что произошло с их домом.

Начали появляться облака — предвестники бури, движущиеся в разные стороны, — обычное явление в середине дня на острове. Он наблюдал за лесами, где свет все время изменялся. Как будто в огромной лампе подвернули фитиль на полный свет, и заросли с обеих сторон дороги были ярко освещены, то свет медленно уменьшался, и в лесу становилось темно.

Он утратил чувство времени, но через казавшийся коротким промежуток он внезапно понял, что приближается к Келвин-Гроув. За этой группой сосен должен появиться розовый двухэтажный бетонный дом. Он остановил лошадь, вдруг охваченный страхом, что дома не будет. Если он так боялся увидеть Келвин-Гроув, как он решится перенести то, что он может увидеть в Блэк-Бэнксе? Иген мог бы сказать ему, сожжен ли Блэк-Бэнкс, но он боялся спросить. Боялся. Сейчас он минует Келвин-Гроув — дом Бена Кейтера, это означало, что дальше будет Блэк-Бэнкс. Когда он доехал до старого дома Кейтера, у него кровь застыла в жилах. Во дворе толпились орущие, дерущиеся дети. Веранда была заполнена черными — можно было подумать, что это — воскресное собрание прихожан; они сидели развалясь в плетеных креслах, или слонялись вверх и вниз по ступеням, как будто они здесь хозяева.

Да, они действительно хозяева здесь!

— О, Боже, — простонал он и пустил лошадь в галоп. Миновав это место, он опять поехал медленно. Славный дом Бена Кейтера! Из тысячи негров только немногие умели бы заботиться о таком доме, как Келвин-Гроув без надзора. Да разве можно было думать, что они знают? В течение всей их жизни в рабстве им говорили, что надо делать и как это делать. Разве не ясно, что теперь они в доме белого человека удержу знать не будут, подобно распущенным детям? Освобожденным неграм нужны дома, но где же жить побежденным южным землевладельцам? Бедственное положение не кончилось. Оно только еще начиналось.

Он уловил запах жасмина и увидел толстый вьющийся стебель, который он всегда разыскивал весной. Он уже почти там. Блэк-Бэнкс. Время пришло. Удержав лошадь у дорожки, ведущей к дому, он сидел с минуту, всматриваясь в знакомую извилистую дорогу с бьющимся сердцем. Потом он ринулся в перемежающиеся солнце и тень, через лес к любимому дому. Прежде всего он увидел крутую наклонную линию крыши, радушно вырисовывающуюся среди высоких сосен и дубов. Поводья выпали у него из рук, и старая лошадь шагом обогнула последний поворот дороги. По щекам Хорейса потекли слезы, когда стал полностью виден дом, и он заплакал от облегчения, сидя на лошади, взятой в долг, на старой дороге, более не принадлежавшей ему. Дом тоже больше ему не принадлежал, но он сохранился. Блэк-Бэнкс сохранился. Любимый дом стоял. То, чего он больше всего боялся, не случилось.