Свет молодого месяца - [24]

— Я слишком много себе позволил, — подумал он и сказал уже не так серьезно:

— Просто я хотел сказать, что вы заставляете меня думать. Я был в полной растерянности тогда, когда мы с вами познакомились.

— Пока мы не начинаем думать самостоятельно, ничто не предстает в своем истинном свете. То, что мы узнаем, принадлежит нам. Вы — умный человек. Ни в коем случае не растрачивайте свой ум понапрасну. Но, знаете, я считаю, что мужчине — да, кстати, и женщине — совершенно необязательно стремиться использовать свой ум для каких-то крупных дел. Светлый ум нужен везде, во всех жизненных обстоятельствах. Как в широких сферах, так и в узких.

У него кровь прилила к лицу.

— Вы хотите сказать, что даже портовые клерки могут использовать свой ум?

Она поглядела на него с выражением искренней симпатии.

— Дорогой мой друг, я совсем не имела этого в виду. Я забыла, как вы молоды. Очень молодые часто бывают обидчивы. Извините, что я об этом забыла.

Хорейс понимал, что он ведет себя как молокосос. Отчаянно пытаясь восстановить их прежние дружеские отношения, он выпалил:

— Мне исполнится девятнадцать. Я не считаю, что это такая уж молодость, не правда ли?

Линда опять улыбалась.

— Да, — сказала она тихо. — Я, к сожалению, считаю, что это именно большая молодость. Видите ли, мне исполнилось тридцать пять. Я потеряла троих детей до того, как родилась Хэрриет.

Он считал, что ей может быть двадцать пять. Она внезапно оказалась женщиной среднего возраста, и это поразило и очаровало его. Неожиданно для него, то, что она старше на шестнадцать лет еще крепче привязало его к ней.

— Я вас поразила, не правда ли? — спросила она. — Вы считали, что я моложе, и, наверное, это должно мне льстить. Да, я, кажется, польщена.

На этот раз он не слушал, что она говорила, потому что он только и мог думать о том, как ему хочется обнять ее. Ему хотелось этого сейчас более, чем когда-либо.

— Возраст стал для меня чем-то второстепенным, — сказала она. — Важна внутренняя суть человека, а вы очень хороший, мистер Гульд. Она вздохнула: — Я старалась быть такой. Моя дочь стала целью, ради которой стоит жить.

Чаще всего Хорейс забывал о ее вдовстве, несмотря на то, что много времени проводил с ее ребенком. Мысли о том, что Линда принадлежала другому, вызывали у него страх и смущение, и он отбрасывал их. Но она помогла ему понемногу разобраться в себе, не постараться ли ему тоже помочь ей? Может быть, этой сильной, одинокой женщине нужно поговорить с ним?

— Миссис Линда, у вас именно тот возраст, какой нужен. И вы можете простить меня за то, что я так все время был занят собой? Я — ваш друг, и я считал бы честью для себя, если бы вы, когда вам захочется, доверили мне свои заботы.

Она ласково улыбнулась:

— Спасибо. Я почти забыла, что это такое. Я просто пою о своих горестях. Тогда людям только остается хвалить мой голос.

— Я помню первую песню, которую я услышал в вашем исполнении. — С энтузиазмом сказал Хорейс. — Это было «Что такое жизнь».

— Правда? Это моя любимая вещь, и меня осуждали за то, что я пела ее. Вдова, настолько бесстыдная, что выставляет напоказ свое горе или что-то в этом роде.

— Это жестоко!

— Конечно. Но жизнь часто бывает жестока. — Она слегка улыбнулась. — Так, значит, вы слышали, как я пела арию из «Орфея» Глюка?

— Я никогда не забуду ее. Я помню миф об Орфее и Эвридике с тех пор, как занимался Вергилием и Овидием.

— Как это хорошо, что вы помните. В глазах ее была ласка, нежность. — Это мне действительно приятно… А теперь мне надо пойти рассказать Хэрриет сказку на ночь.

Он опять нашел ее на уровне более высоком, чем уровень других женщин, и так он всегда будет приближаться к ней. Сердце у него забилось: она была довольна им. Между ними установилась новая связь. Было лучше, намного лучше говорить о ней, чем о себе. Он был ей нужен. Может быть, в следующий раз, когда они будут вдвоем, без девочки, она скажет ему больше. Проживи он и тысячу лет, ему не хватило бы времени, чтобы узнать все, что он хотел знать о Линде.

* * *

Когда Хорейс шел на работу облачным декабрьским утром, ему казалось, что это май и сияет солнце. Он был так счастлив, что не понимал людей, проходивших мимо него по Булл-Стрит, только здоровавшихся коротким кивком, или жаловавшихся на погоду. Сегодня вечером он и Линда будут наконец-то одни за обедом. Хэрриет должна была переночевать в гостях: не будет сказки на ночь, и Линда сможет долго сидеть в гостиной. Он почти все время думал о том, как вызвать ее на откровенный разговор, добиться, чтобы она рассказала ему все о своей жизни до того, как они познакомились. Желание узнать о ней побольше превратилось в навязчивую идею. Неважно, как больно ему будет слушать ее, это только углубит его чувство, его убеждение, что он ей нужен.

Переходя через Стрэнд к Коммерс-Роуд, он думал о том, как важно быть зрелым. Она сказала, что годы не играют роли. Он будет достаточно зрелым для нее. Он сумеет быть тем сильным человеком, какой был нужен Линде всю жизнь.

В своем отгороженном уголке в конторе он пролистал извещения о прибывающих в этот день перевозках. Потом, посвистывая, повесил пальто и надел тяжелый плащ, в котором ходил на борт кораблей.