Свет любви - [94]
Захлопнулся фонарь кабины, и вдруг что-то завыло, тоненько, как комар над ухом. От хвоста самолета полетели по бетонной дорожке песчинки. Лицо Пахомова обдало жаром. Он нахлобучил пилотку и подался назад. Тоненький писк превратился в вой сирены. И вот уже за хвостом не вихри, а огненная буря. Трепещущее красное пламя лижет белые цементные плиты. Там, где на стыках плит проросла трава, ничего уже нет: на глазах зелень пожелтела и дымным пеплом развеялась над аэродромом. Стало горячо. Людской круг попятился. Кое-кто приоткрыл рот: ревмя ревет воздух, теснимый потоком вырывающегося из сопла газа. Дрожат сверкающие на солнце крылья, дрожит под носом самолета колесико, дрожит высокий хвост, дрожит под ногами земля, и кажется Мише, пляшут, как в лихорадке, лица техников и механиков с приоткрытыми ртами.
Пучков взмахнул флажком: мгновенно его комбинезон надулся, как матерчатый флюгер, фуражка слетела с головы и руку с флажком откинуло по ветру.
Машина покатилась по дорожке. Быстрее. Быстрее. Оторвалась от земли, взмыла над аэродромом и через мгновение потерялась в молочно-голубом небе…
А там, на краю аэродрома, у дороги, стояла, заламывая руки. Лена и смотрела вслед удаляющемуся мотоциклу, на котором сидела Наташенька, собравшаяся в дальний путь. Как она полюбила его… С плачем вырвалась она от матери и уехала с этим чужим, но таким родным, добрым и любящим человеком… Лене казалось, что его нельзя не любить. Он оставил городской адрес, где остановится на ночлег и будет ждать ее…
Но Лена не поехала ни в этот день, ни на второй, ни на третий. Одумается — привезет Наташку.
Николай остановился у друга и все три дня ходил с девочкой по городу, по магазинам, по скверам. Его сфотографировал какой-то репортер, и снимок был опубликован в республиканской газете. В авиагородок он не заявлялся из боязни, что Лена возмутится и начнет действовать через командование: до военкомата он еще военный. Но Лена слишком уважала его, чтобы жаловаться. Он звонил ей на аэродром, но все напрасно… А ему так хотелось услышать: «Да! Едем!..»
Он сам готовил девочке пищу, купив книжку о детском питании. Сам кормил ее, укладывал спать на диване у друга, бережно укрывал, просыпаясь по ночам. Видно, прав был Громов, говоря, что за долгие годы службы стосковался Николай по семейной жизни, по ласке ребенка…
На третий день, когда Князев появился с девочкой у ворот городского парка, его документы потребовали патрульные.
— Идемте с нами! — сказал старший. Окруженные целой толпой женщин и старушек, возмущенных тем, что патрульные задерживают даже с ребенком, они повели Князева в комендатуру. Еще издали увидев толпу, навстречу патрульным вышел военный с пистолетом на ремне. Это был Громов, помощник коменданта города.
— Что такое? — спросил он, делая вид, что не узнал Князева, и не суля ничего доброго тем, кто его задержал.
Старший доложил, в чем дело.
— Все ясно! Если я вам сказал, что надо действовать по всем правилам составленной мной инструкции, это не значит, что надо задерживать демобилизованного… Да еще и с ребенком!.. Женщины нам не простят этого. — Громов говорил громко, для публики.
— Их надо наказывать, их! — лезла к Громову какая-то старуха.
— И накажем! — Он обернулся к старшему патрульному, сказал строго: — Зайдите ко мне в девятнадцать ноль-ноль. Исполняйте свои обязанности…
Патрульные взяли под козырек и ушли. Толпа быстро рассеялась.
Громов разом погасил ее любопытство и желание защищать старшину с ребенком.
Князеву показалось, что все это ловко подстроено, что его задержали по наущению Громова.
— Долго еще здесь пробудешь? — наконец обернулся он к Князеву.
— Не знаю…
— Если задержат, ты сразу ко мне. Я помощник коменданта…
— Из авиатехников — в милиционеры, значит? — удивленно спросил Князев, беря испуганную девочку на руки. А он-то надеялся, что Громов после него примет ТУ-2.
Громов молча проглотил пилюлю и сказал тихо:
— Эх, Коля… Хотел и я ждать демобилизации, но надел как-то гражданский костюм и показался себе беспомощным, глупым… Я к армии так привык… И не всем служить технике. Слуги дисциплины тоже нужны… Заходи как-нибудь… Поговорим… С тобой-то мы вроде ладили…
— Уеду скоро…
— Если насчет билета будет трудно, ты звякни, мы быстро обеспечим, мы — военная комендатура…
На следующее утро Князев поехал с Наташей на аэродром.
Боясь, что девочка увидит мать и больше не вернется к нему, он остановил мотоцикл в кукурузе, усадил ее рядом, а сам пошагал своей раскачивающейся походкой. Дойдя до конца поля, Николай вернулся: не дело это — оставлять девочку в залог. Он объяснил Наташе, что надо делать, и девочка, сказав, что приведет маму, ушла… Князев сел на запасное колесо и закурил, глядя вслед Наташе…
Давно поджидала свою дочь Лена, с утра посматривала опять на дорогу. Николай видел, как возле домика она схватила девочку и стала целовать и гладить ее головку с черным бантиком. Но вот Наташенька встала на ноги и потянула мать к дороге…
А на стоянке все гремело, все ходило ходуном, все раскалывалось от гула. Рваное пламя вырывалось из сопел, опаляя горячим дыханием, стонал разорванный
Издательство Круг — артель писателей, организовавшаяся в Москве в 1922 г. В артели принимали участие почти исключительно «попутчики»: Всеволод Иванов, Л. Сейфуллина, Б. Пастернак, А. Аросев и др., а также (по меркам тех лет) явно буржуазные писатели: Е. Замятин, Б. Пильняк, И. Эренбург. Артелью было организовано издательство с одноименным названием, занявшееся выпуском литературно-художественной русской и переводной литературы.
Документальное повествование о жизненном пути Генерального конструктора авиационных моторов Аркадия Дмитриевича Швецова.
Издательство Круг — артель писателей, организовавшаяся в Москве в 1922. В артели принимали участие почти исключительно «попутчики»: Всеволод Иванов, Л. Сейфуллина, Б. Пастернак, А. Аросев и др., а также (по меркам тех лет) явно буржуазные писатели: Е. Замятин, Б. Пильняк, И. Эренбург. Артелью было организовано издательство с одноименным названием, занявшееся выпуском литературно-художественной русской и переводной литературы.
Основу новой книги известного прозаика, лауреата Государственной премии РСФСР имени М. Горького Анатолия Ткаченко составил роман «Воитель», повествующий о человеке редкого характера, сельском подвижнике. Действие романа происходит на Дальнем Востоке, в одном из амурских сел. Главный врач сельской больницы Яропольцев избирается председателем сельсовета и начинает борьбу с директором-рыбозавода за сокращение вылова лососевых, запасы которых сильно подорваны завышенными планами. Немало неприятностей пришлось пережить Яропольцеву, вплоть до «организованного» исключения из партии.
В сатирическом романе автор высмеивает невежество, семейственность, штурмовщину и карьеризм. В образе незадачливого руководителя комбината бытовых услуг, а затем промкомбината — незаменимого директора Ибрахана и его компании — обличается очковтирательство, показуха и другие отрицательные явления. По оценке большого советского сатирика Леонида Ленча, «роман этот привлекателен своим национальным колоритом, свежестью юмористических красок, великолепием комического сюжета».