Свет любви - [90]

— Попадется тебе зануда, отравит всю жизнь — тогда уж будет не до смеха, — с гневным укором высказал Пучков свое выстраданное. Он не позволил бы себе говорить так резко, если б не имел на то морального права.

— А если попадется настоящая, понимающая и станет не камнем на шее, а…

— А винтовым противовесом и сразу потянет ко дну, — скороговоркой перебил Ершов, и все рассмеялись.

Винтовой противовес был хоть и небольшой деталью самолета, но для своих размеров крайне тяжелый.

— Смейтесь пока… А придется решать, призадумаетесь… Выбор жены — это такой вопрос, где за ошибку тоже расплачиваются разочарованием в жизни…

— Пятиминутной беседой вы от нас не отделаетесь! У нас много тем для прощального вечера. Зачем же так, на сухую?..

— Мы-то разъедемся, а стартех тут останется. Знаете, что ему будет за коллективную выпивку? Громов во все инстанции настрочит… — заступился за Пучкова Еремин.

Он не знал, что Громова в эскадрилье уже нет. Комендант училища, приезжавший как-то на комсомольское собрание, недавно был назначен комендантом гарнизона и теперь взял своего любимца к себе в помощники.

— Ты не заступайся! — Ершов оттолкнул Еремина от Пучкова. — Если, товарищ стартех, вы погнушаетесь отпраздновать с нами, как вы говорите, начало нашей новой жизни, — гидросмеси налижусь и лягу возле вашего дома… Это благодаря вам мне дали офицерское звание — пусть за вас же и отберут его. И я не пожалею. В Советском ведь Союзе живем: если демобилизуют — эти руки (механик простер к Пучкову ладони с твердыми, кое-где посбитыми пальцами) везде пригодятся… И вообще, если вы не согласитесь, мы с обиды на вас все равно напьемся…

«А что, и напьются», — подумал Пучков _; посмотрел на часы и сказал:

— Ровно в двадцать ноль-ноль ко мне. Ужин и тарелки официантки нам принесут, а насчет остального…

— Все ясно!.. — сказал Князев.

Вечером, согнувшись чуть ли не в три погибели, Князев нес на плече плоский крыльевой бензобак. В нем плескалось молодое вино, купленное в соседнем совхозе.

— Вы с ума сошли? — испуганно крикнул Пучков, поняв, в чем дело.

— Пожалуй, многовато… Давно не пили. Громов каждого обнюхивал, когда из города возвращались…

Прошло тяжелое похмелье, минула целая неделя, а эшелона демобилизованным все еще не подавали. К Пучкову обращались с вопросами:

— А что, не могут отменить демобилизацию?

— Не волнуйтесь. Командир части имеет право задержать, но не дольше двух месяцев…

— На два месяца? — удивились даже те, кто прослужил добрых пять или даже шесть лет.

Два месяца им казались теперь вечностью.

Надо было уже принимать у монтажников реактивные истребители, а мысли «старичков» были уже далеко — в деревнях, в поселках, в городах. Понимая это, Пучков посылал их в суточный наряд, поручал переоборудовать стоянку, — словом, давал не очень ответственную работу. Старшина Князев воспротивился этому: ему хотелось своими руками прощупать и реактивный самолет.

— А если опять будет война? — спросил он. Пучков не понял, к чему он клонит. — Я-то думаю и об этом. Мало ли что может случиться. И, не освоив реактивного, я домой не уеду… Все время я работал на винтомоторных, а теперь они в армии не понадобятся. Уж лучше я изучу и реактивный — тогда и на душе будет спокойнее.

— Ладно. Ступай на реактивные.

Через неделю бригадир штатских монтажников, офицер, сказал Пучкову:

— Вы нам прислали и техников-офицеров, но должен сказать: машину можно доверить пока только вон тому старшине. С божьей искрой «технарь». За пару дней все освоил…

Сам прожженный «технарь», Пучков знал цену таким, как Князев, и еще задолго до объявления демобилизации пытался склонить его на сверхсрочную службу. Когда же стал формироваться новый полк и было приказано переаттестовать первых механиков на младших офицеров, Пучков аттестовал Князева не на младшего техника-лейтенанта, как других, а на звание выше.

Всем механикам присваивали офицерское звание, разумеется, с их согласия. И стоило Князеву расписаться, он стал бы офицером. Но, поколебавшись, Князев документов не подписал. Тогда принялся его уговаривать командир эскадрильи. Он намекнул, что если Князев останется на службе в качестве техника или механика-сверхсрочника, то личные взаимоотношения его с одной особой получат «желательное разрешение».

— Таких намеков мне от вас не надо! Не тревожьте Лену, — покраснел старшина и ушел курить, давая понять, что разговор окончен.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Когда Пучков возвращался со стоянки в лагерь, ему казалось, что даже стены офицерских домов и брезентовые палатки вопиют ему об измене жены. Поэтому он перебрался жить в город, к Чернову: теперь, в период переформирования, можно было приезжать на стоянку позже.

Вечерами он ходил с Черновыми в театр, в кино. В свою квартиру он не заявлялся.

И у Зины пропала уверенность, что он вернется.

Она знала, где он живет, но пойти к нему не осмеливалась: боялась Чернова, Тот никогда не восхищался ею, а теперь уж и говорить нечего. Ей казалось, что, как скажет Чернов, так Сергей и поступит. Ждать случайной встречи — не входило в ее планы. И она стала выслеживать мужа. Однажды Пучков пошел в кино один. До начала ближайшего сеанса было пять минут, но билеты еще продавали.