Свет любви - [4]

Но как бы Зина ни ценила прежде всего красивую внешность, ее тронула чистота и неопытность нового знакомого, и она вернулась к нему на веранду.

Через неделю он сделал ей предложение.

И для Зины, и для Пучкова было бы благоразумнее повременить, лучше узнать друг друга. Но либо Зина, тронутая его чистотой, действительно влюбилась, либо Пучков предстал перед ней в момент, когда ей до отчаяния хотелось выйти замуж хотя бы и за такого офицера, и временить они не стали. Сергей не был строен и красив, он не был даже летчиком, но и это тщеславное соображение было отброшено ею, хотя и не без сожаления…

После свадьбы они намеревались поехать в Крым — это было бы их свадебным путешествием, но в отпуске Сергею все отказывали. Зине надоело ждать. И сегодня, спустя год после выхода замуж, она наконец отправилась в Крым.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Отъехав от полустанка, Пучков еще раз посмотрел вслед поезду, скрывшемуся за ярко-желтыми подсолнухами, и воображение перенесло его в Мисхор.

Синее, играющее на солнце море, бамбуковые рощи, запах лимонника и самшита, насыщенный влагой целебный воздух. Они бродят по горным тропам, по которым, рискуя свалиться в ущелье, когда-то ездил верхом Лев Толстой, слышат, как прибойные волны с шумом разбиваются о берег…

Какое счастье вырваться туда хоть на месяц из этого пекла!

Впереди грузовика, пересекавшего кукурузное поле, клубилась все та же бурая, пыльная туча, из которой Пучков выехал полчаса назад, чтобы проводить жену.

В тучу ныряли самолеты и долго катились по аэродрому, влача за собой шлейфы пыли. К ним то и дело подбегали «технари», чтобы осмотреть шасси, моторы, хитросплетения разноцветных труб под голубыми, поджаренными у выхлопных патрубков капотами. Пучков знал, что и самолетам, как и людям, родившимся на севере, была не по нутру такая жара. И не только жара. В боевой части летчик-бомбардировщик задает моторам наивыгоднейший режим да и летит себе в ус не дуя. А здесь, в летном училище, взлетай и тут же садись, переходи из виража в вираж, из режима в режим. И все это отражается на моторах, на агрегатах. После каждого полета найдешь неисправности, так что смотри и смотри… Вот и приходится каждому «технарю» работать, в сущности, за троих…

«А кто даст гарантию, что Корнев или кто другой из механиков увидит перед вылетом все, что нужно?» — подумал Пучков, выходя из машины у палатки дежурного по лагерю.

— С зарядной жми на старт! — бросил он шоферу.

Автомашина дернулась, загремев черными баллонами со сжатым воздухом, лежавшими в кузове. Пучков подумал, что он поступил все-таки рискованно, угнав со старта вспомогательную машину. Впрочем, и одной обойдутся. Надо же было подвезти Зину.

По дорожке, обложенной с боков выбеленными кирпичами, к Пучкову шел долговязый, узкоплечий сержант.

— Товарищ техник-лейтенант, — отрапортовал он, — из штаба сообщили, что ожидается приезд комиссии. Дежурный по эскадрилье сержант Еремин.

— Знаю. Запасные блоки привезли?

— Никак нет, товарищ техник!

— А где старшина Громов?

— Уехал на склад за табаком и мылом и Мишу Пахомова взял с собой…

Пучков чертыхнулся и двинулся к палатке, чтобы позвонить в технический отдел: когда же в конце концов привезут запасные блоки? Пока сработает их снабженческая машина, эскадрилье не на чем будет летать: ведь блоки и цилиндры моторов выходят из строя чуть ли не каждый день.

Пучков вошел в палатку. Там было душно, как в бане. Выгоревший добела брезент не давал тени. Солнечные лучи проникали сквозь плотную материю, как через сито. Сержант Еремин приподнял нижние края брезента с четырех сторон, но сквозняка не было.

— Жарынь у вас тут, — сказал лейтенант.

«И на стоянке не слаще», — подумал Еремин, но высказать это вслух не решился. Он получал денежное довольствие механика, но почти не работал на самолете, а ходил через день в наряды, что было куда легче. Еремин опасался, как бы Пучков, оставшийся за инженера эскадрильи, не написал на него плохую аттестацию и не перевел на другую должность.

Вышли на воздух. Пучков сощурил голубые глаза, надел фуражку. Тень от глянцевого козырька легла на загорелые до черноты лоб и нос.

— Как появится комиссия, пришлите дневального.

— Слушаюсь, товарищ лейтенант! — весело произнес Еремин и козырнул так резко, что ноготь указательного пальца коснулся виска. Но вид у него был утомленный, белки глаз покраснели.

— Когда устанешь, скажи: дам замену, — напомнил ему Пучков. Он знал, что дежурный по эскадрилье не сменялся уже двое суток.

— Если обстановка потребует, целый месяц могу дежурить без смены, — сказал Еремин так, будто вызывался что-то выполнить с риском для жизни.

Офицера-новичка действительно могла бы удивить такая готовность (легко ли нести наряд целый месяц без смены?), но Пучкова эти слова нимало не тронули.

Принято считать, что наряд труднее обыкновенного рабочего дня. Поэтому перед нарядом и полагался отдых. Теперь же обстановка была такой, что механики ходили в наряд с радостью, чтобы отдохнуть. Еремин был молодым механиком, и с работой на самолете у него что-то не клеилось. Готовя машину к вылету, он метался от хвоста к шасси, от кабины стрелка-радиста к мотогондоле, от крыла к верстаку. Время проходило, а самолет к вылету в срок не был готов. Пучкову давно стало ясно, что хорошего механика из Еремина не выйдет, но все-таки он обязал старшего механика Корнева приучить юношу к выдержке и хладнокровной последовательности. Корнев ревностно принялся за дело, но оно окончилось безуспешно; пришлось прекратить занятия и объявить Еремину взыскание за оставленные им в кабине летчика плоскогубцы: они могли заклинить тяги управления и привести к катастрофе или аварии.