Свет истины - [8]

Все эти грозные изделия рук человеческих в арсенале при свете пятисвечного фонаря выглядели безвредными в своих пирамидах из гладко оструганной пальмы.

Не забывал мэтр заглянуть в оба пороховых погреба, проверить, не слишком ли там сыро, не просочилась ли вода сквозь зачеканенную свинцом кладку?

Не оставлял своим вниманием он пушечное хранилище, лишний раз проверяя, чтобы железные и чугунные стволы орудий не положили вплотную к бронзовым — от чего портятся и те и другие.

Завершал Готье свой обход обычно в кладовой, где хранилась всякая незаметная, но необходимая в воинском деле мелочь.

Бухты особых «морских» фитилей, натертых пальмовым воском, чтоб не пропитывались сыростью. Трубочки вощеной бумаги для патронов. Роговые и слюдяные запальные фонарики. Короба с медными иглами для прочищения затравочных отверстий. Тут же стоял сундук с кремневыми замками от старых или сломанных ружей — хитроумные дорогие изделия ждали своей очереди на починку.

Если он находил непорядок, или же ожидалось появление гостей, офицеров с кораблей или из гарнизонов, прибывших за оружием и боеприпасами или привезших старое либо нуждавшееся в починке оружие на замену, то он оставался в арсенале до того, как заканчивал дела. Но сегодня посетителей не ожидалось, что же до неполадок, то о них уже давно забыли.

За все годы его службы никто из господ офицеров ни разу не выразил недовольства хранителем арсенала. Никто лучше него не мог высверлить «ерша» в заклепанной пиратами пушке, вынуть пулю из подмокшей аркебузы или подобрать подходящий вертлюг для фальконета или кулеврины. Никто не мог сказать, что у мэтра Готье оружие ржавеет, или, не дай Элл, что он украл отпущенные ему на ремонт кровли деньги, или того хуже, что в его хозяйстве обнаружилась недостача.

Случалось ему, конечно, и пару бочонков пороха, якобы подмоченного, продавать по сходной цене капитанам «купцов», и испорченный ствол оприходовать как годящийся лишь в лом, а самому сдать оный ствол в починку и тоже продать.

Однажды сумел продать даже ни много ни мало — шесть «базилисков», дескать, совсем старые и вот-вот лопнут. Ну, так ведь не в одиночку, а поделившись деньгами с лейтенантом фрегата, с которого те сняли.

Но как бы то ни было, даже сам дон Ромегас, от которого похвалу получить не проще, чем от Хамирана благодать, и то, инспектируя хозяйство старого мастера, изрекал, крутя ус:

— Ну ты, брат, даром что арбоннская макака, не хуже чем в главном Толеттском арсенале дело поставил! — и великодушно совал золотой риэль на выпивку.

Так что теперь с чувством исполненного долга старший оружейник гарнизона направлялся в таверну «Летучая рыба», где намеревался откушать своей любимой похлебки из креветок с маисовой лепешкой и заесть тушеными моллюсками, из которых старая Тальга, хозяйка таверны, отменно готовила колбаски. (Готье мясо почему-то недолюбливал, предпочитая блюда рыбные, а если и ел когда, то исключительно в вареном виде.)

Потом он вернется домой, где ждут его четыре дочери — утешение его старости — и добрая верная жена, которую весь квартал, включая и дам постарше, зовет с уважением «матушка Жюли», хоть и выкупил когда-то ее Жако из веселого заведения.

Так или иначе, мэтр спокойненько шел себе безлюдным переулком, уже предвкушая аппетитный запах похлебки и моллюсков, которых он непременно запьет стаканчиком душистого пальмового вина, когда на голову ему вдруг накинули мешок и чьи-то грубые руки схватили его за плечи и куда-то поволокли.

Он услышал, как с треском захлопнулась калитка, затем его втолкнули в пыльную прохладу дома. Только тогда мешок с него сдернули, и мэтр Жиро обнаружил себя в обществе трех человек, зачем-то затащивших его в покинутый дом на окраине.

Двое — угрюмые крепкие здоровяки — эгериец и, кажется, танисец с двумя ятаганами за поясом. Третий же… А вот в третьем Готье безошибочным чутьем много повидавшего человека опознал главаря.

Среднего роста, с аккуратно постриженной черной бородкой, в облачении дворянина средней руки.

— Здравствуй, здравствуй! — доброжелательно бросил с легким танисским акцентом мэтру Жиро идальго. — Вот, решил повидаться с тобой… Помощь твоя нужна в одном деле.

Тон его очень не понравился смотрителю арсенала. Ибо так преувеличенно добродушно в подобных ситуациях чаще всего говорят, когда не намерены оставлять человека в живых.

— Не имею чести знать вас, дон. И вы лучше уж отпустили бы меня… Человек я бедный, жалование маленькое, выкуп за меня платить некому… — сообщил Готье, которому явная безнадежность положения даже прибавила сил.

— Да нет, брат, я, наоборот, хочу дать тебе немножко денег.

А потом, помолчав, добавил:

— Помнишь, когда-то на одном острове ты дал клятву верности… кое-кому? Пришло время ее исполнить, Сомир Носатый.

Если бы говоривший обернулся в женщину, или у него посреди разговора выросли рога, то и тогда старик не изменился бы в лице до такой степени.

Оно стало действительно неживым. Не мертвым, а именно неживым.

— Ты… ты… тебя он послал? — справился мэтр Готье, на глазах из бодрого крепкого мужчины пожилых лет становясь стариком.

Его тусклые помутневшие глаза уставились на чернобородого.