Свет. Испытание Добром? - [2]

Вот почему учился Йорген неплохо (во всяком случае, лучше, чем собирался изначально). Вот почему его так раздосадовал балл, срезанный из-за жабьей икры.

…В академию он поступил легко – приемные испытания оказались сущим пустяком для того, кто изучал сейд, и галдр, и мэйн, и ведербэльгр[1], и еще одно, неназванное. Правда, от этого «неназванного» реоннские академики слегка опешили, полюбопытствовали, где именно он «успел нахвататься этакой гадости в свои-то юные годы», и велели впредь не пускать ее в ход без крайней нужды. Это тоже было просто, благо нужды не возникало.

Гораздо сложнее оказалось избавиться от привычки называть вещи своими именами. Почему-то общеупотребительное слово «колдовство» считалось в стенах академии дурным тоном. Нужно было непременно говорить «магия». И несладко, ох несладко приходилось новичкам! Забудешься, брякнешь по привычке – и получишь от наставника линейкой по голове: «Это что за деревенские замашки! Ты будущий маг или кнехт[2] дремучий?!» И неважно, что «дремучий кнехт» числит род чуть не со времен восшествия Дев Небесных и земли в его ленных владениях столько, что легко можно разместить половину всего Эдельмарка. В академии на такие вещи не смотрят, бьют наравне со всеми. Что ж, это справедливо. В отличие от вопроса про жаб!

Как-то не рассчитывал Йорген фон Раух, упустил из виду, что среди новых учителей его может оказаться старый боевой товарищ Хенрик Пферд, более известный под именем Легивара Черного, бакалавра магических наук.

Давно миновали те дни, когда они глядели друг на друга волком. Встрече были рады оба. Случилась она на семинаре по истории магии и оказалась для Легивара еще более неожиданной, чем для Йоргена. Маг даже указку выронил. А после занятий отвел старого друга к себе в дом и поселил в свободной комнате, решив, что под присмотром тот будет заниматься усерднее и достигнет больших высот в науках. Это было разумное решение, и в том, что гордое имя фон Раухов не было-таки посрамлено в первый же семестр, оно сыграло не последнюю роль, ведь прилежание никогда не входило в число добродетелей ланцтрегера Эрцхольма.

Черному Легивару, не в упрек ему будет замечено, вышла своя польза от такого соседства. Хоть и числился он среди коллег великим героем, но платили ему не больше, чем любому другому лиценциату[3] – на жизнь хватало, и только. Йорген же, прямо скажем, не бедствовал. Учение его было оплачено на пять лет вперед, причем из королевской казны. Оттуда же шло содержание – молодой король Видар был хоть и недалек умом, зато щедр истинно по-королевски. Ландлагенар Норвальд отставать от сюзерена не желал, раз в месяц слал сыну с верным гонцом мешочек золотых. В общем, денег у студиозуса фон Рауха водилось куда больше, чем он мог издержать. «Хоть нового коня каждый месяц покупай!» – так он сам охарактеризовал свое материальное положение. Однако кони ему были не нужны вовсе, ни старые, ни новые. Поэтому он как-то незаметно взял на себя все расходы на жилье и общий стол. Легивар Черный поначалу изображал гордость и настаивал на паритете, но очень скоро смирился и привык. Йорген его убедил: «Это же не я лично плачу, а казна! Какой тебе интерес заботиться о сохранности эренмаркской казны? Если бы не мы – может, всего Эренмарка уже и на свете не было бы. Так что имеем право…» – «Тоже верно, – сказал себе бакалавр, – имеем!» Он всегда умел ладить с собственной совестью.

Между собой они тоже хорошо ладили, старая неприязнь забылась совершенно. Нельзя сказать, что заносчивый характер Черного Легивара вдруг изменился к лучшему, просто Йорген научился прощать его замашки, точнее, просто внимания на них не обращал. И в письме другу Кальпурцию Тииллу в ответ на его вопрос, не случается ли между ними прежних ссор, однажды написал так: «Никто не упрекнет фельзендальскую лошадку за то, что не родилась гартским скакуном, или черного пса за то, что боги не создали его белым. Наш друг Легивар таков, каков он есть, а что мы не можем изменить – с тем разумнее смириться». Кальпурций счел утверждение спорным, но в целом остался доволен, что хрупкая дружба, зародившаяся между ними после победы над Тьмой, не распалась по прошествии времени, а, наоборот, окрепла.

А вот с соучениками своими ланцтрегер фон Раух за весь год так и не сошелся. Прежде ему доводилось слышать веселые байки из жизни школяров: о товарищеских пирушках, забавных розыгрышах и амурных похождениях, поединках шуточных и серьезных и прочих развлечениях молодости. Примерно этого он и ждал найти в академии – после долгих военных лет ему хотелось быть легкомысленным и беспечным. Однако действительность ожидания не оправдала – компания подобралась не та. Начинающие маги (к слову, все как один старше его самого, а ведь он и себя-то считал человеком весьма зрелым и умудренным жизнью!) были серьезны, как хейлиги на похоронах, удручающе амбициозны и к порокам юности решительно не склонны. Уж на что занудным типом был Легивар Черный – эти и ему могли фору дать, каждый из десяти, будто нарочно их вместе свели! Их не интересовало ничего, кроме текстов заклинаний, способов начертания рун, рецептов зелья и прочих колдовских премудростей.