Свет грядущих дней - [126]

На сей раз гестаповцы пришли в ярость. Допрос продолжался уже три часа – и ничего.

Когда ее спросили об образовании, Реня ответила, что ходила в общеобразовательную школу до седьмого класса.

– Неудивительно, что она не хочет говорить, – загоготали они. – Она слишком глупа, даже чтобы понять, что собственная жизнь дороже чужой.

Один вставил:

– Да врет она насчет образования, так же как и насчет всего другого. Простая девица, не окончившая старшую школу, не смогла бы так изворачиваться.

Все с ним согласились.

Осознав, что все его старания были напрасны, гестаповский начальник приказал отвести Реню в другую комнату, просторную и пустую. За ней туда вошли несколько гестаповцев с толстыми хлыстами.

– Вот после этого урока ты запоешь, как птичка. Ты нам все расскажешь, – ухмыльнулся один из них.

Ее сбили с ног. Один стал держать ее ноги, другой голову, остальные принялись избивать ее. Было невыносимо больно. После десятого удара Реня закричала: «Мама!» Как бы крепко ее ни держали, она извивалась, как рыба в сети. Один из убийц намотал ее волосы себе на кулак и стал таскать ее по полу. Теперь удары приходились не только на спину, но и по всему телу – по лицу, шее, ногам. Реня слабела с каждой секундой все больше, но ничего не говорила. Она не покажет им своей слабости. Не покажет! А потом ее накрыла тьма, и боль ушла. Реня потеряла сознание.

Очнувшись, она чувствовала себя словно бы плавающей в пруду. На ней не было ничего, кроме юбки. Вокруг стояли ведра, из которых ее окатывали водой, чтобы привести в чувство.

Двое гестаповцев помогли ей встать. Она пошарила в поисках свитера, чтобы прикрыть им наготу.

Допрос возобновился.

Они проверяли, нет ли расхождений в ее показаниях. Почему она не признается?

Угрожая пистолетом, один из гестаповцев сказал:

– Не хочешь говорить – иди за мной. Пристрелю тебя как собаку.

Реня пошла за ним вниз по лестнице. Сверкнул пистолет. Реня почти обрадовалась – слава богу, конец ее мучениям.

Она в последний раз повернула лицо к закату и впитывала его в себя, ощущая каждый оттенок цветовой гаммы, каждую тень. Как прекрасна природа, с точностью и изяществом разграничивающая каждый переход, каждое превращение.

На улице гестаповец с искренним любопытством спросил:

– Ты что, не понимаешь, что это чудовищное расточительство – умирать такой молодой? Как ты можешь быть настолько глупой? Почему ты не говоришь нам правду?

Не задумываясь, Реня ответила:

– Пока на свете есть такие люди, как вы, я не хочу жить. Я сказала вам правду, а вы стараетесь выколотить из меня ложь. Я не буду лгать! И умру с радостью.

Он несколько раз ударил ее, потом привел обратно и передал сослуживцам. «Похоже, ему до тошноты надоело возиться со мной», – вспоминала потом Реня.

Один из гестаповцев пододвинул ей стул. Реня догадалась, что он решил действовать по-другому – задабривать. Гестаповец пообещал: если она скажет правду, ее отправят в Варшаву в качестве гестаповской шпионки. Она согласилась, но показаний своих не изменила.

Начальник приказал своим людям кончать эти игры.

– Дайте ей еще двадцать пять плетей, пока сама не начнет умолять, чтобы мы выслушали правду.

Двое гестаповцев стали безжалостно, яростно избивать ее. Кровь хлынула у нее из носа, из головы. Переводчица, не в состоянии видеть эту пытку, вышла из комнаты. Под ударами Реня отскакивала из одного конца комнаты в другой. Начальник велел продолжать избиение и сам несколько раз пнул ее ногой.

У Рени потемнело в глазах. Она ничего не помнила, ничего не чувствовала. Через некоторое время кто-то разжал ей зубы и влил в рот воды́. Глаза у нее оставались закрытыми. Кто-то говорил, склонившись к ее лицу:

– Да она уже окочурилась. Холодная, и пена изо рта идет.

На нее вылили еще несколько ведер воды. Реня была почти голая и мерзла, но притворялась бесчувственной. Гестаповец проверил пульс, несколько раз похлопал ее по щекам.

– Да нет, жива еще, сердце бьется.

Они склонились над ней, прислушиваясь, не скажет ли она чего, заглядывая в ее выпученные безумные глаза.

– Она окончательно спятила.

Девушку положили на скамейку. С нее капали кровь и вода. В тот момент она сожалела, что ее вернули к жизни: ведь снова начнут бить, и в этот раз она может не выдержать. Сердце тяжело стучало в ребра. Она утешалась тем, что, ничего не добившись от нее и осознав это, ее просто пристрелят.

Сама Реня встать не могла. Один из гестаповцев перевязал ей голову грязной тряпкой, натянул на нее свитер и, поддерживая под руку, подвел к столу. Пододвинув к ней протокол, сказал:

– Подпишись под этой наглой ложью.

В этот момент в комнату вошла его жена. Увидев лицо Рени, она поморщилась и отвернулась. Потом заметила часы Рени на столе и сказала мужу: мол, раз девица все равно умрет, она хочет взять их. Он ответил, что часы она получит, но еще не сейчас. Это разозлило ее, и, фыркнув, она ушла.

Гестаповец помог Рене держать перо, она поставила подпись.

После этого вызвали такси.

Водитель попросил охранника сесть на переднее сиденье, поскольку она выглядела больно уж «непривлекательно».

Но охранник отказался.

– Даже при том, что выглядит, как труп, – сказал он, – она вполне способна рвануть дверь и убежать.