«Сверре» зовёт на помощь - [28]

— Смотри, здесь еще какие-то буквы и цифры, только наоборот. Вроде как в зеркале, — сказал Ханнес.

— Да, зеркало! — воскликнул Альбрехт. — У тебя в доме есть зеркало?

— Конечно!

— Дай-ка сюда.

Ханнес принес из спальни зеркало.

Альбрехт приблизил пластину к стеклу и повернул ее к свету окна.

— Смотри!

— Теперь можно читать, — сказал Ханнес, вглядываясь в отражение букв и цифр. — Вот: «Банк оф Енгланд... тысяча девятьсот тридцать первый год Септембер, двадцатое. Лондон. Твенти паунд...»

— Понял, что это такое?

— Ума не приложу. Я же не понимаю по-английски

— Старина Ханнес, здесь не надо много соображения, — произнес Альбрехт. — Вот этими самыми медными и стальными пластинами, что лежат перед нами, отпечатана вся эта куча, — он ткнул носком ботинка груду сине-зеленых бандеролей. — То, что мы держим с тобой в руках — это клише для типографских станков. Понял?

— Подожди... Значит, все эти деньги...

— Простая бумага, не имеющая никакой ценности. В ящиках, что ты перевозил, они затопили в Топлице оборудование и продукцию своей фальшивомонетной мастерской. Вот так.

— Альбрехт, но бумажки-то старые, потертые... Они уже были в ходу.

— Ну, из новой бумаги не так трудно сделать старую.

Альбрехт выдернул из бандероли пятидесятифунтовую кредитку и посмотрел ее на просвет.

— Отменно сделано! Даже водяные знаки на месте. У них было отлично налаженное производство. Представляю, сколько они пустили их в оборот!

Он бросил кредитку на пол, а клише сунул обратно в шкатулку.

— Альбрехт, неужели они делали фальшивые деньги? — Ханнес все еще не мог примириться с мыслью о чудовищном обмане.

— Ну, они еще не такое делали, старина!

Лесничий поднял с пола несколько бандеролей, взвесил их на руке и произнес с сожалением:

— Вот если бы настоящие...

Бандероли одна за другой упали на пол.

Ханнес снова заглянул в ящик.

— Тут еще что-то есть.

— Посмотрим.

«Что-то» оказалось увесистым свертком все в той же водонепроницаемой бумаге.

Альбрехт неторопливо распаковал пакет и положил себе на колени черный, туго набитый чем-то кожаный портфель с блестящими застежками.

— Я думаю, здесь находится нечто более ценное, чем все эти пятитысячные бандероли, — сказал он и расстегнул замки.

Мелькнули черные и фиолетовые орлы имперских печатей, колонки машинописи, грифы «Секретно», «Строго секретно», «Совершенно секретно». Зашелестели тонкие листы рисовой бумаги.

— Документы! — сказал Альбрехт. — Ханнес, освободи-ка стол.

Через несколько минут тонкие папки, помеченные литерами «А-1», «А-2», «А-3» и так до «А-12», были разложены на клеенке.

Альбрехт брал папку за папкой, открывал их, перелистывал аккуратно подшитые документы, какие-то длинные списки, карточки с колонками цифр, приказы, чертежи на тончайшей специальной кальке.

Больше часа ушло на просмотр.

Альбрехт молчал.

— Ну? — не выдержал наконец Ханнес.

— Страшные бумаги, старина Штекголь. Много я не понимаю, тут шифры, но кое-что... Это директивы насчет взрывов каких-то судов. Списки каких-то воинских частей. Технические данные подводных ракет и торпед. А вот здесь, — он показал папку «А-12», — еще списки каких-то «К-Фербенде Абвер Цвай». Совершенно секретные.

Ханнес присвистнул.

— Что думаешь делать с этим?

Альбрехт собрал папки со стола, сложил их обратно в портфель и застегнул замки.

— Я позабочусь о них, — сказал он, поднимаясь со стула и поправляя на плече ремень автомата. — Только прошу тебя — молчи о том, что мы нашли в озере. Никому ни одного слова. Даже Кларе.

— А деньги-то, деньги? Их куда?

— Собери и припрячь в надежное место. Они пригодятся, когда мы будем судить черную братию. А сейчас — до встречи.

— И он ушел, унося с собою документы и несколько пачек кредиток.

Что писали об этом

Вы когда-нибудь пробовали засесть в библиотеке, разложить перед собой подшивки старых газет и вылавливать из водоворота сообщений, телеграмм заметок и хроники то, что вас интересует больше всего?

Правда, я начал не с газет, а с географии.

Мне хотелось взглянуть на Топлиц.

Старый путеводитель Бедекера для иностранных туристов рассказывал об этих местах:

«Станция железных дорог Ишль — Зальцбург (через Штробль) и Атнанг — Штейнах (Рудольфсбан).

Ишль — центр Зальцкаммергута, один из самых фешенебельных австрийских курортов, расположен в горах, в очень красивой и здоровой местности. Сезон — с июня до октября.

Аусзее — станция железной дороги Штайнах Ирднинг — Ишль — Атнанг (Рудольфсбан) — расположен на берегу Трауна, на высоте 650 метров в двадцати минутах езды от Ишля, в живописной местности. Соляные купанья, водолечебное заведение Альпенгайм доктора Шрайбера, лечебная гимнастика, школа плаванья. Климат мягкий, укрепляющий, колебания температуры весьма незначительны, ветров мало.

Необыкновенно красивые окрестности: Альтаусзее Вассерфаль, Грундльзее, Топлицзее, Зеевизе, Каммерзее. По железной дороге 10 минут до Хальштедтерзее; от полустанка Халльштадт переехать озеро в красиво расположенный на берегу городок Халльштадт (отель Пост) с водопадом Мюльбах...»

На карте голубые озера выглядели, действительно, очень красиво. Их было четыре — Халльштетер, Грундль, Альтаус и Топлиц. Все они соединялись между собой горными реками. С юга озера подпирали горы Маммутхёле, с востока — Остерхорн с высокой вершиной Гамсфельд, с севера непроходимой стеной стояли Тотес Гебирге — Мертвые горы. За Мертвыми горами лежало еще четыре озера, самым крупным из которых было Аттер, а вторым по величине — Траун. На южном берегу Трауна — городок Эбензее. Здесь фашисты после оккупации Австрии в 1938 году построили концентрационный лагерь. От Эбензее шла прекрасная автодорога на Бад-Ишль и дальше — на Лауффен — Бад-Гойзерн к Бад Аусзее. От Бад Аусзее четыре километра дороги похуже к озеру Грундль, которое небольшой протокой соединено с Топлицем. Само озеро Топлиц невелико. Километра три в длину и около километра в ширину. До войны о нем знали только любители отдыха в горах да местные жители. Во время войны две небольших гостиницы для туристов и две виллы, принадлежавшие богачам из Вены, были заняты сотрудниками испытательной станции военно-морского флота, переведенной сюда из германского города Киль. На этой станции разрабатывались и испытывались ракеты, запускаемые с лодок в подводном положении. Гитлер все носился с бредовой идеей обстрела такими ракетами Нью-Йорка. Впрочем, к весне сорок пятого года ракеты, испытываемые на озере, уже не имели значения для исхода войны. У немцев не было возможности наладить серийное производство такого оружия. Это я узнал из газет, за которые принялся после Бедекера и карт.