Сверхновая американская фантастика, 1997 № 01-02 - [13]

— Герр Берн, — выговаривала мне она через посредство Павла, — вы не заметили шторы на всех окнах? Вы не видели, какие толстые стекла на витринах? Солнечный свет разлагает янтарь в сравнительно короткий срок. Янтарь имеет химический состав битума. Воздух окисляет его и делает таким ломким, что он может рассыпаться в пыль. Вы говорите о Янтарной комнате, находящейся где-то на открытом месте, полностью собранной, подвергаемой действию ветра и солнца. Какая чушь.

Но комната должна быть на открытом воздухе, под ясным небом, а не упакована в коробки где-то в пещере! Паркетный пол, великолепные стенные панели, плафон с аллегорией и люстрами — все должно быть соединено воедино, должно излучать и отражать золотой свет. Иначе она не могла бы сочетаться с моей мечтой. Как бы могла тогда Янтаринка дожидаться в этой комнате?

— Абсолютная глупость.

Мое интервью с директрисой закончилось.

Мы с Павлом направились в магазин янтарных ювелирных изделий на Ленинском проспекте, затем в другой — на проспекте Мира. Несмотря на близкое соседство Янтарного — столицы янтаря, — ничего достойного внимания на витринах магазинов заметить не удалось. Владелец первого магазина замкнулся, когда понял, что меня не интересуют никакие покупки, и он тратит свое драгоценное время, отвечая на странные вопросы. Управляющий второго потребовал записать его точный адрес в мою будущую книгу, которая, по его мнению, должна повествовать о попытке поднять затонувший торпедированный корабль — наподобие подъёма «Титаника», причём в качестве действующих лиц я обязательно должен ввести неонацистских заговорщиков. Он настаивал чтобы я посетил бункер-музей, расположенный рядом с университетом. По его словам, этот бункер был командным постом рейха Гитлера до того, как Красная Армия ворвалась в опустевший город. Часть его осталась совсем нетронутой, так как в нем была подписана капитуляция. Там такие призраки, герр Берн, такие отголоски прошлого. Прекрасная атмосфера для бестселлера.

Не полезу я в этот чертов бункер, но Янтарный — да, я поеду туда на следующий же день. У источника янтаря, может быть, обнаружится какой-нибудь интересный намек. Опять в машине, в нашем загазованном коконе, Павел объяснил, что посещение Янтарного — это несколько щепетильное дело.

— Видите ли, иностранцы могут купить билет на поезд в Янтарный, только если у них есть специальный документ.

У меня замерло сердце.

— Это закрытая зона?

— Нет, — заметил Павел, — просто в Балтийске, находящемся неподалеку от него на побережье, была большая морская база. Балтийск был запретной зоной, хотя теперь организуются посещения с целью осмотра достопримечательностей. В коммерческих целях Янтарный был отчасти вне пределов досягаемости для независимых путешественников.

— Отчасти вне пределов, — подчеркнул Павел. — Я могу отвезти вас туда, но лучше было бы присоединиться к группе туристов.

Он может устроить это. Может сопровождать меня, Но в любом случае, в Янтарном будет невозможно посетить выработки на берегу. Они уж полностью вне пределов. Я смогу только взглянуть на тянущийся через город трубопровод, по которому добытый янтарь вместе с землей перекачивался для последующей промывки.

Проклятье! Разве я собирался выведывать на выработках коммерческие тайны?

В Янтарном я так и не побывал. Вернувшись в «Балтику», к своему удивлению, обнаружил записку с просьбой позвонить по такому-то номеру.

Не хочет ли владелец янтарного магазина сделать новое предложение для моей книги о затонувшем сокровище? Или директриса музея, сменив гнев на милость, захотела поговорить со мной?

Ничего подобного. Оказалось, это старший иммиграционный офицер, знавший о моем местопребывании. Он спрашивал, не поужинаю ли я с ним и несколькими его друзьями в ресторане на Ленинском проспекте? Они хотят побеседовать на интересующую меня тему. Ну, конечно. Не последовал ли я совету его молодого коллеги относительно гида? Конечно. В этом случае мой помощник может остаться в автомобиле. Разговор будет конфиденциальный.

В ресторане было очень шумно из-за постоянно звучавшей громкой танцевальной музыки. Такое развлечение делает абсолютно невозможным всякое подслушивание. Я сидел с Рыловым, иммиграционным офицером, Антоновым, офицером помоложе и безымянным джентльменом за нашим столом, уставленным кружками немецкого пива и тарелками с цыплятами табака, почти нос к носу.

Антонов отличался завидным здоровьем. Грудь обхватом сто пятьдесят сантиметров, а талия — сто десять, в подходящем его внешности костюме, красновато-коричневого цвета, помятом, но хорошо сшитом. Татарская кровь — и тонкая слащавая любезность. Скорее всего, он принадлежал к калининградской мафии. Сначала я подумал, что он был здесь в качестве силы, телохранителя для человека без имени. На самом деле Антонов хорошо говорил по-английски и был равноправным участником разговора, как и загадочный джентльмен или Рылов. Этот мистер Загадка был в возрасте, на седьмом десятке, быстрый, с коротко остриженными, посеребренными сединой волосами и тонкими чертами лица. Его очки с толстыми линзами придавали ему вид аристрократа-следователя, хотя допрос он предоставил вести Антонову. Казалось, что мистер Загадка понимал и по-немецки, и по-английски, но разговаривал только по-русски. Во время нашей встречи он выкурил с дюжину пахучих сигарет, состоявших в основном из картонной трубки.