Сверхновая американская фантастика, 1994 № 06 - [50]

Я тоже, — отозвался Джесс. — Помнишь девчушку, которую звали Донна. Ей нравилось… — Дэвид хлопнул его по плечу и остановил разглагольствования, а Карл слез с табурета и подошел к музыкальному ящику, чтобы взглянуть на репертуар.

Я наблюдал, как, согнувшись над машиной, он читает названия. В шестьдесят два года и при весе в сто пятьдесят фунтов Карл все еще состоял из одних мускулов, и хрупкий стакан в его могучей руке мог хрустнуть в любой момент. В суровом мире за стенами «Зимнего Сада» Карл был плотником, и бывали времена, когда в его фирме были заняты целых пять рабочих. В основном он занимался строительством домов, хотя в этом году получил крупный заказ на офис для Дока Харриса и работал над ним семь месяцев. Это здорово поправило его финансовое положение. Карл никогда не был женат и о прошлом распространяться не любил. Не было у него и особых увлечений. И зимой и летом я ни в чем другом, кроме как в рабочих штанах и клетчатой рубашке, его не видел. Он коротко стриг свои седеющие волосы и, какой бы сильный не шел на улице дождь, никогда не носил шляпы.

Карл нагнулся над музыкальным ящиком, и его широкие плечи обвисли, словно на спину ему легла тяжелая бетонная плита. Потом он с заметным усилием выпрямился и взглянул в нашу сторону. Его лицо побледнело, черные глаза блестели.

— Я тут нашел одну. Дальше что?

Я вздохнул. Отступать было поздно. Мои друзья ждали.

— Опусти монету в прорезь и нажми обе кнопки напротив названия, — мой голос дрожал, и Дэвид быстро взглянул в мою сторону. Он понимал, что со мной что-то происходит.

Я набрал воздуха в легкие и продолжал:

— До того, как начнется песня, расскажи, что вызывает она у тебя в памяти?

Карл пожал плечами и опустил монету. В воцарившейся, почти звенящей тишине было слышно, как он нажал на две кнопки.

— Что-нибудь еще? — спросил он, когда внутри музыкального ящика что-то клацнуло и заработал механизм поиска пластинки.

— Просто скажи нам, о чем напоминает тебе песня. И помни! В твоем распоряжении только время, что она длится. Примерно две с половиной минуты. О'кей?

Карл пожал плечами.

— Что все это значит?

— Сейчас поймешь. Только две с половиной минуты. Это важно! А теперь расскажи, что ты вспомнил?

Карл бросил взгляд на музыкальный ящик и тихо сказал:

— Эта песня напоминает мне о вечере, когда чуть не умерла моя мать.

У меня сжалось сердце. На такое я не рассчитывал. Почему он вспомнил именно это? Да еще в сочельник! Обычно в сочельник приходят только радостные воспоминания. Приятные времена и события, которые хотелось бы возвратить. Но сделанного не воротишь.

— Две с половиной минуты, Карл, — выдавил я из себя. — Только две с половиной минуты.

Но уже заиграла мелодия песни «Мне снится белое Рождество», и Карл бросил на меня хмурый взгляд. А потом полностью ушел в свои воспоминания.

А в баре «Зимний Сад» одним посетителем стало меньше.

Запахи мочи и дезинфенкции накрыли Карла с головой, словно волна — ребенка на берегу. Оглушенный и ошарашенный, он схватился за ручку двери. Всего мгновение назад он стоял перед музыкальным ящиком в «Зимнем Саду» и играл в глупую игру, навязанную ему Редли Стаутом. Карл помнил это так же ясно, как и последние двадцать лет своей жизни.

Но одновременно он, к своему удивлению, помнил, что только что ехал сюда, в лечебницу, на своей машине. Он помнил, как хотелось ему по дороге развернуться и уехать обратно в колледж. Но он хотел сделать все, что в его силах, чтобы избавить мать от страданий и боли. И он очень хорошо, очень отчетливо помнил, что решил помочь ей умереть достойно, так как она сама его об этом просила.

Это произошло во второй половине дня, в воскресенье, после случившегося с ней второго удара. Она не просила, она умоляла его помочь ей, если еще один удар лишит ее разума, но оставит жить тело. Этого она боялась больше всего. Но он не помог ей. Частью своего «я», помнившей «Зимний Сад», он знал, что мать перенесла еще три удара. Значит, он не осмелился.

Он сжимал дверную ручку до тех пор, пока у него не свело пальцы. Из глубины холла лилась нежная мелодия песни «Мне снится белое Рождество» — той самой, которую он запустил в «Зимнем Саду». Как могло это быть? Он не понимал ничего.

Он заставил себя сделать глубокий вдох и огляделся. За столиком, там, где ей и положено, сидела седовласая медсестра. Его мать лежала на койке в примыкавшей к холлу маленькой палате. Жалкие, отработавшие свое останки женщины, какой она когда-то была. Она не узнавала его: из прежней, былой жизни она не узнавала теперь никого. Большую часть времени она просиживала в кресле на колесиках, уронив на грудь голову и бессвязно бормоча.

Врачи сообщили ему, что от этой серии ударов ей не оправиться. Она проведет на этой койке и в этом кресле еще пять лет. Он возненавидит эту палату, возненавидит собственный страх и свою беспомощность.

Он взглянул на свои сжимавшие ручку двери пальцы. Все в порядке — это была его собственная рука, только молодая. Без шрама, оставшегося от пореза о стекло разбитого окна в прошлом году. Без темного загара на коже от долгих часов работы на воздухе. Неведомым образом к нему вернулось его молодое тело, а его старые воспоминания соединились с новыми. Воспоминания, мысли сталкивались друг с другом, и от этого кружилась и болела голова. Во рту пересохло. Как хорошо было бы сейчас выпить!