Сверхновая американская фантастика, 1994 № 03 - [39]

— Но тесту ты ее не подвергала.

Она затрясла головой, не способная произнести ни единого слова.

— А вот я провел тест. Она ведь не сестра тебе, так?

В ее голове будто кружил серый смерч. Если Дядя знает об этом, Ари, наверно, сдалась. Ее арестовали. Или убили. Она схватилась за спинку стула, чтобы не упасть.

— Вы сказали, что защитите ее!

Дядя равнодушно продолжал:

— Ты говорила, что ни с кем никогда не связывалась через атриум и не пользовалась ни одной библиотекой.

Она, вздрагивая, отвечала:

— Это правда, Дядя. До тех пор, пока… пока не предупредила Ари.

— Тогда скажи мне, как ты научилась клонировать себя?

Ее рот приоткрылся в удивлении.

— Я не делала этого, Дядя. Это мать.

— У Шукоды никогда не было времени на детей.

Ханан с готовностью кивнула:

— Она, вероятно, раскаялась в этом. В последние годы жизни она, видимо, решила зачать Ари. У нее не было выбора. Отец был мертв, она не могла зачать от него.

— Я понимаю, что ребенок способен чувствовать свою вину. В глазах твоей матери ты всегда была неудавшейся дочерью. Ты думала, что будешь лучше в другом варианте?

— Я не делала этого, Дядя, — настаивала она.

Он должен поверить. Как он может не верить ей!

Он сказал:

— Последние два года жизни Анна Шукода провела в государственной тюрьме. Она умерла прямо в камере. У нее не было никакой возможности создать такую мерзость.

— Она же была в ссылке! — простонала Ханан. — Так говорили в новостях. Я сама видела передачу. Наемный убийца застрелил ее в ссылке.

— Просто политически выгодная версия. И ты, как я вижу, учла это.

Он развернулся к выходу. Ханан поспешила за ним, схватила за руку.

— Дядя! Вы должны верить мне!

Его кулак впечатался ей в глаз. Голова запрокинулась. Пол закружился и ударил в плечо. Разноцветные вспышки боли замелькали перед глазами, когда она попыталась встать.

— Дядя! Подождите. Не уходите!

За ним щелкнул замок. Она бросилась на дверь:

— Я не делала этого! Дядя! Это моя мать! Я невиновна. Невиновна! Невиновна! Пожалуйста, верните мне мою жизнь…

Она колотила в дверь, пока не онемели кулаки, потом сползла по стене на пол. Слезы катились по щекам…

Нет ничего важнее семьи. Вот почему Дядя устроил эту убийственную карусель в своей. Вначале отец, потом мать, потом Ари… и все для того, чтобы спасти честь семьи. Следующей жертвой может стать Ханан. А Сеид? Дядя, наверно, уже подозревает ею, во всяком случае, перестанет так доверять. Она вспомнила мышь в пальцах Дяди. Не будет Сеида, Дядя возьмется за Сари и Хамаля. Наставлять подрастающее поколение. А если наставления не пойдут впрок — убивать.

Она медленно встала и направилась к мусорной корзине. Ханан смотрела, что осталось от летучей мыши. Голова разнесена пулей, а тельце не тронуто. Опустившись на колени, она вытащила мышь, проведя пальцем по гонкой косточке правого крыла, нащупала капсулу. Здесь. Цела. Ханан улыбнулась. Видимо, атриум был разрушен до получения сигнала о самоуничтожении. Она пригнулась, пытаясь укрыть то, что она делала, от видеокамер. Поднеся мышь к самому лицу, она сильно сжала зубами кость. Потом сквозь прорванную кожицу крыла выдавила капсулу и спрятала ее в ладони.

Ближе к полудню вернулся Дядя. Пришел проявить собственную разновидность милосердия.

— Ничего нет важнее семьи, — говорил он, ярость застыла на его лице, — поэтому я не могу допустить, чтобы члены моей семьи были преданы суду. Это было бы унизительно и оскорбительно, стало бы поводом для насмешек. Я считаю, что правосудие должно вершиться в семейном кругу.

Ханан поднялась из-за стола и пошла через комнату прямо на него.

— Поэтому ты убил моего отца? — тихо спросила она. — Чтобы не судить его за государственную измену?

Дядюшка нахмурился, но не ответил ей. Он продолжал:

— Самоубийство как знак раскаяния могло бы замять этот скандал.

— Понятно, — она подходила все ближе, — ты и матери моей помог с самоубийством?

Он обнажил зубы в подобии усмешки. Этот вопрос ему понравился.

— О да. Я приказал застрелить ее.

Ханан медленно кивала, перекатывая мышиную капсулу между большим и указательным пальцами. Яд, содержащийся в капсуле, мог реагировать только в крови.

— И Ари. Ее ты тоже застрелил? Хотя и обещал защитить.

Он неопределенно хмыкнул.

— Хорошо, я согласна, — шептала Ханан. Дядюшка вынужден был наклониться к ней, чтобы лучше слышать. — Самоубийство, совершенное в знак раскаяния, спасет нас от всех неприятностей.

Кончиками пальцев она раздавила капсулу, прозрачное желе затекло под ногти. У нее было несколько секунд, пока яд не окислился на воздухе. Шагнув вперед, она воздела руки, будто в мольбе о помиловании. И резко вонзила ногти ему в горло, оставляя широкие кровавые борозды. Он отшатнулся: «Сука!» — и схватился за горло. Глаза его расширились и закатились. Тело задергалось — легкие спазмы перешли в дикие конвульсии. Теперь он дергался, как шарнирная кукла на ниточках. Он рухнул на ковер, все еще содрогаясь, ноги заколотили по полу, а содержимое мочевого пузыря и желудка изверглось наружу.

Ханан в ужасе отвернулась. Она кинулась в ванную, где принялась судорожно оттирать желе, облепившее ее пальцы. Через секунду она оказалась на коленях — ее рвало. Когда прошли спазмы, она села. На лице испарина. Ханан умылась, еле держась на трясущихся ногах, поправила волосы и стала убирать пол в ванной, стараясь не смотреть в комнату. Управившись в ванной, она вернулась. Дядя лежал на спине с широко раскрытыми глазами, с вывалившимся языком. Ханан передернуло. Теперь она знала, как чувствует себя убийца.