Сверхновая американская фантастика, 1994 № 01 - [48]

Продолжая говорить об эмоциях, упомянем такое важнейшее их свойство, как пирамидальная иерархичность. Вещественным воплощением ее в мозгу является древнейшая часть стволовой коры мозга, унаследованная еще от рептилий (от драконов), Р-комплекс, отвечающий за агрессивность, сексуальность, властность (опять троичность). Сам Р-комплекс — тоже компонент тройственной системы составляющих мозга наряду с лимбической корой и неокортексом. Самый глубоко лежащий Р-комплекс — это волевой кулак побуждений, лимбическая кора — это эмоции, неокортекс — купол планетария, так как именно на нем в буквальном смысле рисуется (пишется на лбу) то, о чем человек думает.

Очевиден кризис в области наук о психике. По нашему мнению, именно надсознание и должно составить будущий предмет социологии, хотя, наверное, эта наука, изменив свой угол зрения, станет называться как-нибудь иначе. Скорее всего этим путем и будет преодолен существующий ныне парадигмальный предел.

Общим для подсознания, сознания и надсознания является состояние «игольчатого шара» или просветленного всеведения. При этом мы, конечно, не имеем в виду состояние «белого шара» — или нирваны, к которой приводят восточные медитативные практики, ибо это как раз наоборот — состояние предельной неосознанности, отказа от выражаемой Созерцателем личностности. Вообще столь любезное адептам восточных философий растворение «Я» и наступающее вслед за этим блаженство нирваны есть абсурд, ибо тогда испытывать это блаженство просто некому. Вообразите себе вообще бесцветье, бесформенность, беззвучность, неадекватную тишине, — это же будет полная безобразность (а теперь переставьте ударение…). А поскольку, по указанному выше правилу, это как раз то, что за отсутствием образа нельзя вообразить разумом (или это еще не настоящая нирвана), то на этом этапе настоящий разум перестает существовать.

Наш опус, как вы, наверное, заметили, — это сплошные виткованные возвращения, восхождения к вершине Пирамиды, погружения в ее глубины, блуждания по наружным склонам и экскурсии по внутренним этажам, а также обзор ее со стороны. Можно было бы выбрать для модели другой образ — Дерево сознания, например, растущее из конуса Пирамиды как из корня. Наша Пирамида напоминает извергающийся вулкан, пламя над конусом — это ваши мысли, чувства, слова, поступки, ваши отношения с реальным миром. Внутренние стенки вулканического жерла — это уходящий в глубину конус самопознания. Магма, поднимающаяся из глубин, — это интуиция, прямое ведение, древнейший путь познания. Кипящая в кратере лава — это ваше нынешнее состояние, горение вашей души. Гул извержения — это шум бытия, сообщающий вам и миру о том, что вы еще живы. И дымом висит над жерлом вулкана Созерцатель, самый тихий и безопасный элемент в этом вечном ежеминутном катаклизме, который есть ваша жизнь.

Двадцать световых лет спустя

Сверхновая вспыхивает далеко-далеко, а свет достигает нас через многие световые годы. Перед вами, в рубрике «Двадцать световых лет спустя», как раз и предстанут те произведения, которые стали событием лет десять-пятнадцать-двадцать… назад, но до читающих по-русски доходят только сейчас.

У Стерджена (Старджона в сложившейся издательской практике) есть, конечно, очевидный анахронизм: героиня выводит из строя лампы телевизора и радиоприемника. Но если радиосхемы с тех пор миниатюризировались тысячекратно, человеческие проблемы, к сожалению, лишь множатся и растут, растут…

Теодор Стерджен А теперь послушайте новости [28]

Его звали Маклил. Должен, однако, признаться, что это не настоящее его имя, но ведь и рассказ — произведение фантастическое. У Маклила была хорошо оплачиваемая должность в концерне по производству — ну, скажем, — мыла. Трудился он усердно, заработал кучу денег и женился на девушке по имени Эстер. Когда кредит за дом в пригороде был полностью выплачен, Маклил сдал дом внаем и купил второй, еще дальше от центра, потом второй автомобиль, холодильник, машинку для стрижки газонов, книгу по садовым ландшафтам и приступил к осуществлению достойной задачи — приобретению детям тех вещей, которых сам никогда не имел.

Как у всех прочих, у него были свои привычки и пристрастия (как говорится, хобби), несколько, впрочем, отличные от хобби других людей. Жене его больше всего досаждала — пока она к ней не притерпелась — привычка (а может, хобби) потреблять новости. В 8.14 он читал утреннюю газету, в 18.10 — вечернюю. Местная газетка, издававшаяся в пригороде, чтобы жителям было где поместить объявление о пропавшей собаке или о распродаже вещей, отнимала у него не меньше сорока минут послеобеденного времени. А когда Маклил читал газету, он именно читал ее, а не просто просматривал за столом. Он прочитывал сначала первую страницу, потом вторую — и так по порядку до самого конца. К книгам, которые его вообще-то не очень занимали, Маклил относился с мистическим уважением, а газеты почитал за особый род книг и поэтому поднимал ужасный шум, если в газете недоставало страниц или был какой-нибудь типографский брак. Еще он постоянно слушал программы новостей. В городе действовали три радиостанции, каждая из которых передавала новости: одна — каждый час, другая — каждые полчаса, третья давала пятиминутку в конце каждого часа, и обычно Маклилу удавалось вовремя прослушать все. Пока длились эти пять минут, он мог глядеть вам прямо в глаза, причем можно было поклясться, что он внимательно слушает, но на самом деле Маклил не слышал ни единого вашего слова. Жена болезненно реагировала на поведение мужа, но только первые пять лет. А потом она перестала прорываться сквозь сообщения о наводнениях, убийствах, скандалах и самоубийствах. Еще через пять лет она не прекращала разговор во время передачи, но это не имело значения, потому что люди, женатые более десяти лет, понимают друг друга с полуслова, а девять десятых от общего числа обычно употребляемых слов можно уже без ущерба для смысла опускать. Новости Маклил смотрел и по телевизору: в 19.30 по второму каналу и в 19.45 по четвертому.