Сверхчеловек. Автобиография Иисуса Христа - [76]

Я действительно верил в это.

Если я мог иногда творить малые чудеса, если Господь вложил в меня этот дар, как свиток мезузы в кожух, я должен был подарить евреям чудо нового царства. Может быть, моей жизни не хватило бы на это, но я бросил бы зерно в почву.

Я не хотел верить в то, что на камнях Иудеи не может вырасти ничего, кроме редких колючек.

Я брел по пыльной дороге с учениками, которые были грустны, потому что боялись. Нас окружал, как обычно, сброд. Было жарко. По дороге двигалось множество людей – кто в Иерусалим, кто обратно. Некоторые солидно одетые евреи показывали на меня пальцем и смеялись. Проехал римский патруль, начальник которого посмотрел на нашу процессию с большим подозрением.

В двух стадиях от Иерусалима у дороги стояла таверна, над которой был вывешен флаг – знак того, что хозяин получил новое вино, и я решил выпить там вина, чтобы оно успокоило меня перед входом в город. Успокоило, умиротворило и воодушевило. Ничего в тот час не могло помочь мне лучше вина. Вино – это огонь проповедника, вулканический дар земли, укрепляющий умственное равновесие и очищающий духовный эфир.

Я вошел в таверну с учениками и женщинами, толпа осталась снаружи. Точнее, какой-то старик из моих последователей, опираясь на костыль, хотел прошмыгнуть следом за нами, но хозяин заведения тут же выгнал его пинками обратно на улицу – слишком уж он был вонюч и грязен.

Нам принесли охлажденного вина. Оно оказалось хорошим, из Эшкола. Я выпил две кружки, и химеры тревоги отступили. Ученики тоже почувствовали себя увереннее, Андрей и Симон стали спорить, где нам лучше остановиться в Иерусалиме, Матфей достал свои свитки и принялся что-то писать, а Магдалина уединилась с хозяином таверны, чтобы расплатиться – за вино и кое-какую снедь – своей любовью, тем самым сберегая наши средства. Я не препятствовал этому и совершенно не ревновал Магдалину – я уже был выше всех этих земных страстишек, да и что мог изменить в судьбе Магдалины какой-то пузатый трактирщик с маленьким зайином, если она перед этим отдалась уже тысячам мужчин?

Следом за нами в таверну вошел высокий человек в дорогой, но скромной одежде: светлый хитон из крученого виссона, темно-коричневый шелковый плащ. На поясе в серебряных ножнах у него висел тонкий кинжал с рукоятью, украшенной смарагдами.

Окинув взглядом посетителей таверны, он подошел к нашему столу и сел напротив меня. Он был среднего возраста. Еврей. Сухое, гладко выбритое лицо с тонким носом. Умные серые глаза.

– Ты ведь Йесус, да? Я хочу поговорить с тобой об одном важном деле, – сказал он. – Но это секретный разговор, пусть твои люди отойдут.

– Это мои ученики, я им доверяю, – ответил я. – Пусть останутся. Кто ты?

– Ладно, – согласился он, не меняя выражения лица. – Мое имя Дафей, я личный помощник его первосвятейшества Иосифа Каиафы. По его поручению я здесь. Он знает о тебе и о том, что ты идешь в Иерусалим из Вифании, где якобы воскресил человека. Не знаю, что там произошло, но всем трезвомыслящим людям понятно, что это обман, правда, очень ловкий. Итак, его первосвятейшество хочет заключить с тобой сделку. Завтра утром он будет выступать перед народом с торжественным словом по случаю наступления Песаха. Он предлагает тебе тринадцать ауреусов за то, чтобы ты вышел вместе с ним к людям и призвал к покаянию всех бродячих проповедников Израиля. Ты должен убедить их вернуться в лоно Закона, принести жертвы в Храме и перестать морочить людям головы. Прежде всего ты должен усмирить этим тех, кто выдает себя за Йесуса. И желательно остальных неправедных мессий. Понимаешь, о чем я?

– Да, – ответил я спокойно, хотя во мне вскипела ярость. – А зачем это нужно?

– Чтобы прекратить беспорядки, – начал объяснять Дафей. – В Иерусалиме и по всей Иудее волнения. Люди гибнут. Даже в Галилее мятежи. Кесария захвачена учениками какого-то безумца… Римляне готовят карательный поход туда. Его первосвятейшество Каиафа считает, что твое слово поможет усмирить умы… Хотя лично я так не думаю.

– Зачем мне выступать с Каиафой? Я войду в Иерусалим и смогу убедить римлян отменить карательную экспедицию, – сказал я.

– Не будь глупцом, Йесус, – произнес Дафей так же бесстрастно. – Первосвященник заплатит тебе тринадцать ауреусов. Они у меня с собой. Готов выдать их тебе сейчас.

Это были большие деньги, от которых не отказался бы ни один странствующий врач.

– Учитель, давай подумаем над этим предложением! – оживленно сказал Матфей. – Мне кажется, это очень разумно.

– Молчи, Матфей, – ответил я.

На лицах остальных учеников тоже было написано желание пойти навстречу Каиафе. Но я понял, что если соглашусь на это, уже никогда не стану поистине великим учителем, а в лучшем случае буду выполнять, как слуга, какие-нибудь поручения Синедриона. Став тихим чиновником, я уже не смогу быть свободным. Деньги свяжут меня сильнее цепей. Никто не будет целовать мне руки, когда я буду входить в селение. А главное, я чувствовал, что потеряю дар целителя. Я понял также, что Каиафа все-таки сможет заметно укрепить свой авторитет, если приручит такого зверя, как я. «Какие у него ауреусы? – подумал я. – Полновесные ли? Не затерлась ли на них голова Тиберия? Или они отчеканены при Августе?»