Свечка. Том 2 - [284]
«Православно-трафаретное мышление», прав Кульман: православно-трафаретное мышление связывает нас по рукам и ногам, лишает свободы.
Мы получили то, что заслуживаем.
Хотя, я бы с ним, с этим быстроумным Кульманом поспорил, ох как поспорил бы!
«Власть и церковь. Уже который год мы слушаем симфонию, в которой нет ни одной благозвучной ноты».
Откуда, чёрт побери, эта ностальгия по прошлому, по советской жизни, по советской власти? Потому что поганая советская власть сама была религией, поганая Софья Власьевна богиней?
Выходит, православие и демократия – вещи несовместные?
Радость церковного календаря, сладость церковной жизни, радость церковного календаря, сладость церковной жизни…
Блаженно состояние, когда мысли, становясь банальностями, рассыпаются, валятся, и ты вместе с ними валишься, разваливаешься, плющишься, благодарно фиксируя приход желанного сна…
Мысль – сладкая и тягучая, как барбариска в детстве, оставленная перед сном за щекой, истончившаяся к утру до игольной тоньшины, но все еще сулящая продолжение сладости…
Если повторять одну и ту же даже самую проверенную жизнью фразу, самую законную и законченную мысль, она превращается в банальность. «Страдание очищает и закаляет, страдание очищает и закаляет, страдание очищает и закаляет…»
Как бы не так…
И чёрт бы побрал эти возрастные изменения, когда ни заснуть толком, ни проснуться по-человечески!
«Таинственно-прекрасные ирисы с вкрадчивым запахом тлена и порока». Красивая фраза, хорошо бы вставить в роман.
Но куда?
Нет у меня там ирисов, не было, нет и не будет!
А как Антонина Алексеевна Перегудова сказала замечательно: «Ну что такого, платье просидела».
Никогда не слышал.
Есть язык русский, а в нем язык женский, тоже русский, но почти тайный, секретный.
Платье просидела…
В человеке, даже самом маленьком, как минимум четыре человека: один тот, кого знают люди, другой, кого знают близкие, третий, кого знаешь сам, и, наконец, четвертый, тот, кого знает Бог.
Четыре, опять четыре…
Но какую же чушь, Господи, приходится тебе от нас слышать!
Но это даже интересно, почему мы по собственной воле, так охотно, азартно даже, с энтузиазмом первопроходцев стали разлагаться?
Потому что верить – значит и отвечать, а отвечать как раз не хочется!
«Разврата духовного не желаете?
Разврат духовный нате вам!»
Как натянет русский человек себе на шею галстук-селедку, а то еще хуже – погоны со звездами на плечи пришлепнет, и сам чёрт ему не брат, не то что родная мать. «Что вы, мамаша, понимаете в государственных делах, сидите тут и молчите!»
«Душа – красивая тишина». Кто сказал? Кто-то сказал…
«Любовь – не состояние души, а направление движения». Кто сказал? Неужели ты? Вряд ли…
«Не бей соплей об землю – тебя видит Бог». А это уже я, точней – Шиш. Неужели и в нем – четыре человека?
А чем ты лучше Шиша?
Не было ни шиша и вдруг шиш!
Жить – любить, смотреть на небо, читать книжки, читать книжки, читать книжки – это и есть счастье.
И нет у добра кулаков! Даже ручек нет! И зубки отсутствуют. Только глазки и губки – любоваться и целовать.
На эшафоте, когда ты стоял и хихикал, а твоя душа металась в поисках духа…
И не спрашивай, чье место пустует у параши. Оно – твое.
Все боятся: верующие, что придется отвечать, неверующие, что не спросят, но больше всех боишься ты, потому что вера твоя – как неверие, а неверие – как вера. И это не известная теплохладность, а жар и холод одновременно – лоб горит, а ноги ледяные… Воспалительный процесс: воспаление человека, воспаление народа…
Бильярдный стол качнулся так сильно, что пришлось торопливо сесть – моя «писательская вертячка» почти вплотную подобралась к затылку.
Но какие же гадости, Господи, приходится тебе от нас слышать…
И не так даже страшно, как стыдно, от собственной беспомощности – стыдно, как вертанет сейчас, как кинет на пол…
И что тогда – Золоторотова на помощь звать?
Да лучше сдохну тут!
А на могиле напишут: «Он писал роман».
Зыбкой стариковской походкой я подобрался к окну и торопливо распахнул створки. Вопреки ожиданию, жадные до моей отравной крови орды крылатых вампиров не ворвались в комнату, я их даже не услышал.
Воздух был теплый, плотный, неподвижный – как стоял у окна, так и остался стоять. Его можно было потрогать – мягкий и противный, как протухшая от перегрева вода в пруду, как старая бабья сиська.
Что-то не так в природе, совсем не так…
Буря? Скоро грянет буря?
Вот вам и литературоцентризм, Веничка Ненастоящий, даже в природных явлениях в России без литературы никуда!
Сигареты с зажигалкой лежали тут же, на подоконнике, я вытащил одну, прислушиваясь к себе, закурил.
Стало немного легче.
Жив, жив, курилка!
Мой роман с романом затянулся петлей на моей шее, искривленной многолетним сидением за столом с ручкой в руке, я устал от его беспрерывных и цепких объятий, все последние годы всё в моей жизни было подчинено ему.
Не только в моей – нашей…
Перед отъездом сюда жена продала пушкинский диван.
Жена.
Все эти годы она стояла между мной за письменным столом и всем остальным миром, как мать партизана с известной картины Герасимова, защищая меня и оберегая.
– Да кому он нужен, этот роман?! – вопил я иногда в сердцах, ощущая приближение запоя.
Имя Валерий Залотухи прежде всего связано с кинематографом, и это понятно - огромный успех фильмов `Мусульманин`, `Макаров`, `Танк `Клим Ворошилов-2`, снятых по его сценариям, говорит сам за себя. Но любители литературы знают и любят Залотуху-прозаика, автора `революционной хроники` `Великий поход за освобождение Индии` и повести `Последний коммунист`. При всей внешней - сюжетной, жанровой, временной - несхожести трех произведений, вошедших в книгу, у них есть один объединяющий момент. Это их герои. Все они сами творят свою судьбу вопреки кажущейся предопределенности - и деревенский паренек Коля Иванов, который вернулся в родные края после афганского плена мусульманином и объявил `джихад` пьянству и безверию; и Илья Печенкин, сын провинциального `олигарха`, воспитанный в швейцарском элитном колледже и вернувшийся к родителям в родной Придонск `последним коммунистом`, организатором подпольной ячейки; и лихие красные конники Григорий Брускин и Иван Новиков, расправившиеся на родине со своим русским Богом исовершившие великий поход в Индию, где им довелось `раствориться` среди тридцати трех тысяч чужих богов...
Герой романа «Свечка» Евгений Золоторотов – ветеринарный врач, московский интеллигент, прекрасный сын, муж и отец – однажды случайно зашел в храм, в котором венчался Пушкин. И поставил свечку. Просто так. И полетела его жизнь кувырком, да столь стремительно и жестоко, будто кто пальцем ткнул: а ну-ка испытаем вот этого, глянем, чего стоит он и его ценности.
Все тайное однажды становится явным. Пришло время узнать самую большую и самую сокровенную тайну великой русской революции. Она настолько невероятна, что у кого-то может вызвать сомнения. Сомневающимся придется напомнить слова вождя революции Владимира Ильича Ленина, сказанные им накануне этих пока еще никому не известных событий: «Путь на Париж и Лондон лежит через города Афганистана, Пенджаба и Бенгалии». Не знать о великом походе за освобождение Индии значит не знать правды нашей истории.
Роман «Свечка» сразу сделал известного киносценариста Валерия Залотуху знаменитым прозаиком – премия «Большая книга» была присуждена ему дважды – и Литературной академией, и читательским голосованием. Увы, посмертно – писатель не дожил до триумфа всего нескольких месяцев. Но он успел подготовить к изданию еще один том прозы, в который включил как известные читателю киноповести («Мусульманин», «Макаров», «Великий поход за освобождение Индии»…), так и не публиковавшийся прежде цикл ранних рассказов. Когда Андрей Тарковский прочитал рассказ «Отец мой шахтер», давший название и циклу и этой книге, он принял его автора в свою мастерскую на Высших курсах режиссеров и сценаристов.
Имя Валерий Залотухи прежде всего связано с кинематографом, и это понятно - огромный успех фильмов `Мусульманин`, `Макаров`, `Танк `Клим Ворошилов-2`, снятых по его сценариям, говорит сам за себя. Но любители литературы знают и любят Залотуху-прозаика, автора `революционной хроники` `Великий поход за освобождение Индии` и повести `Последний коммунист`. При всей внешней - сюжетной, жанровой, временной - несхожести трех произведений, вошедших в книгу, у них есть один объединяющий момент. Это их герои. Все они сами творят свою судьбу вопреки кажущейся предопределенности - и деревенский паренек Коля Иванов, который вернулся в родные края после афганского плена мусульманином и объявил `джихад` пьянству и безверию; и Илья Печенкин, сын провинциального `олигарха`, воспитанный в швейцарском элитном колледже и вернувшийся к родителям в родной Придонск `последним коммунистом`, организатором подпольной ячейки; и лихие красные конники Григорий Брускин и Иван Новиков, расправившиеся на родине со своим русским Богом исовершившие великий поход в Индию, где им довелось `раствориться` среди тридцати трех тысяч чужих богов...
В книге собраны сценарии прозаика и драматурга Валерия Залотухи – лауреата премии «Большая книга» за роман «Свечка» и премии «Ника» за сценарий фильма «Мусульманин». «После войны – мир» – первый сценарий автора, написанный им в двадцать два года, еще до поступления на Высшие курсы сценаристов и режиссеров. У фильмов, снятых по сценариям «Садовник» и «Дорога», сложилась успешная кинематографическая судьба. Сценарии «Последние времена» и «Тайная жизнь Анны Сапфировой поставлены не были. «Тайная жизнь Анны Сапфировой» – это единственная мелодрама в творческой биографии автора, и она была написана для Людмилы Гурченко и Владимира Ильина.
Не люблю расставаться. Я придумываю людей, города, миры, и они становятся родными, не хочется покидать их, ставить последнюю точку. Пристально всматриваюсь в своих героев, в тот мир, где они живут, выстраиваю сюжет. Будто сами собою, находятся нужные слова. История оживает, и ей уже тесно на одной-двух страницах, в жёстких рамках короткого рассказа. Так появляются другие, долгие сказки. Сказки, которые я пишу для себя и, может быть, для тебя…
Дамы и господа, добро пожаловать на наше шоу! Для вас выступает лучший танцевально-акробатический коллектив Нью-Йорка! Сегодня в программе вечера вы увидите… Будни современных цирковых артистов. Непростой поиск собственного жизненного пути вопреки семейным традициям. Настоящего ангела, парящего под куполом без страховки. И пронзительную историю любви на парапетах нью-йоркских крыш.
Многие задаются вопросом: ради чего они живут? Хотят найти своё место в жизни. Главный герой книги тоже размышляет над этим, но не принимает никаких действий, чтобы хоть как-то сдвинуться в сторону своего счастья. Пока не встречает человека, который не стесняется говорить и делать то, что у него на душе. Человека, который ищет себя настоящего. Пойдёт ли герой за своим новым другом в мире, заполненном ненужными вещами, бесполезными занятиями и бессмысленной работой?
Дебютный роман Влада Ридоша посвящен будням и праздникам рабочих современной России. Автор внимательно, с любовью вглядывается в их бытовое и профессиональное поведение, демонстрирует глубокое знание их смеховой и разговорной культуры, с болью задумывается о перспективах рабочего движения в нашей стране. Книга содержит нецензурную брань.
Автор много лет исследовала судьбы и творчество крымских поэтов первой половины ХХ века. Отдельный пласт — это очерки о крымском периоде жизни Марины Цветаевой. Рассказы Е. Скрябиной во многом биографичны, посвящены крымским путешествиям и встречам. Первая книга автора «Дорогами Киммерии» вышла в 2001 году в Феодосии (Издательский дом «Коктебель») и включала в себя ранние рассказы, очерки о крымских писателях и ученых. Иллюстрировали сборник петербургские художники Оксана Хейлик и Сергей Ломако.
Перед вами книга человека, которому есть что сказать. Она написана моряком, потому — о возвращении. Мужчиной, потому — о женщинах. Современником — о людях, среди людей. Человеком, знающим цену каждому часу, прожитому на земле и на море. Значит — вдвойне. Он обладает талантом писать достоверно и зримо, просто и трогательно. Поэтому читатель становится участником событий. Перо автора заряжает энергией, хочется понять и искать тот исток, который питает человеческую душу.