Свечка. Том 1 - [53]
– Я тебе щас всю морду исковыряю!
Может, потому, что много книжек прочитал, у меня богатое воображение, я мгновенно увидел, как впиваются острые стеклянные края в большое одутловатое лицо несчастного, разрывая мышечную ткань и обнажая кости лицевой части черепа; промедление было смерти подобно, и я закричал со своей скамейки чужим, неожиданно высоким голосом то, что никогда не кричал и кричать не собирался:
– Я сейчас милицию позову!
Любопытно также, что в момент, когда до моего слуха донесся звон разбиваемой бутылки, я думал про ДДД, про то, что в такой Д надо еще какое-нибудь ДД совершить, и вот – нате вам, пожалуйста: «Я сейчас милицию позову» – смешнее и глупее этой фразы в подобной ситуации придумать трудно. Но факт остается фактом – нападавший испуганно на меня зыркнул, отбросил в сторону свое кошмарное оружие и сел на скамейку. (Что интересно, его потенциальную жертву – большого грузного мужика слово «милиция» испугало больше, чем обещание товарища исковырять ему морду.) Примерно с минуту было тихо, а потом я вновь услышал мирное «звень-звень». Быстро холодало и темнело, но я продолжал сидеть, пытаясь унять постыдную дрожь в руках и коленях, хотя это было бы легче сделать на ходу, при быстрой пешей прогулке, однако я не мог встать, просто не имел на это права, так как, во-первых, окончательно ситуация еще не разрешилась, а во-вторых, я не мог позволить им подумать, что я испугался. Я не испугался, у меня просто не было на это времени – так быстро все произошло, а дурацкая дрожь являлась всего лишь запоздалой реакцией на неожиданную ситуацию. (И плюс мое богатое воображение, конечно.) Я не смотрел в их сторону, а только слышал, как, хмуро и негромко переговариваясь, собутыльники закончили дележку, поднялись и – звень-звень – удалились. Я облегченно выдохнул, встал, мгновенно забыв о произошедшем, спустился по каменным ступенькам на тротуар, перешел на противоположную сторону улицы, туда, где раньше был кинотеатр повторного фильма, а сейчас, к сожалению, нет. У меня был выбор: идти вниз по Герцена или побродить по переулкам, двигаясь в сторону Арбата, – выбрав второе, я прошел примерно сотню метров и вдруг услышал за спиной знакомое «звень-звень»… Первым моим желанием было повернуться и посмотреть, но я успел остановить себя, ведь это означало бы, что я вспомнил их и испугался. А, повторяю, я не испугался, нисколько не испугался, в конце концов – смешно бояться тех, кто боится слова «милиция». И я продолжил движение, слыша за спиной однообразное стеклянное позвякивание, оно не приближалось и не отдалялось, так что становилось даже интересно: я замедлял ход, и сзади тоже его замедляли, прибавлял – и сзади прибавляли. Долго так продолжаться не могло, следовало, наконец, проверить: специально они движутся за мной или наши маршруты случайно совпали? (В какой-то момент меня даже азарт охватил.) Рискуя попасть под машину, я перебежал через Никитский бульвар, но не успел перевести дух, как вновь услышал хорошо знакомое «звень-звень». Нет, конечно, я мог обернуться и посмотреть, подойти спросить, что им от меня нужно, в конце концов, повторить слово, мгновенно вызывающее у них страх и трепет, – мог! Но… не мог, то есть, я хочу сказать, я не должен был этого делать, не имел на это права, потому что это означало бы, что я испугался, а это, в свою очередь, означало бы, что день, такой день своими собственными руками я сунул псу под хвост. Извините… Какой уж тут ДДД! Однако я опять стоял перед выбором: идти по освещенной улице или свернуть в темную подворотню, но первое означало поражение, и, без малейших колебаний, я шагнул в темноту. Какое-то время я шел в абсолютной тишине, но вдруг опять услышал становящееся зловещим «звень-звень»…
Так до сих пор не знаю: шли они за мной, или это мне казалось, а если все-таки шли – замышляли ли что нехорошее или просто проверяли крепость моей нервной системы? Если это так, то думаю, они убедились: нервная система у меня в порядке, но в какой-то момент блуждание по переулкам в районе Никитской площади мне решительно надоело, и я вошел в первую же открывшуюся передо мной дверь, тем более это была та дверь, в которую я давно хотел войти, но раньше она была закрыта, а когда открылась, все как-то не складывалось, а тут вдруг сложилось, и я, не раздумывая, вошел! (Это была церковь, в которой Пушкин венчался.) И поставил там свечку. (В простодушном смысле.) Даже не знаю, почему и зачем я это сделал (в смысле – поставил свечку), потому что добрым делом это никак не назовешь, в самом деле, заплатил денежку, запалил, поставил – какое же это доброе дело? Но это все к слову, по поводу… По поводу того, что если все же это было пятое апреля, то я тогда все вспомню! И, глядя в потолок, я стал считать… (У нашей математички была такая присказка: «Ты не Лобачевский». Это относилось ко многим, но когда очередь доходила до меня, Алла Рафаиловна восклицала: «А ты, Золоторотов, и подавно не Лобачевский!») Сначала было легко и просто: будущие девяносто восьмой и девяносто девятый – не високосные (не лесокосные), и я в уме сосчитал – триста шестьдесят пять и триста шестьдесят пять – получается шестьсот, и сто двадцать – семьсот двадцать, и два раза по пять – семьсот тридцать. От тысячи отнять семьсот тридцать – это будет триста… нет – двести семьдесят. Теперь предстояло отсчитать в нынешнем году двести семьдесят дней, но тут я вспомнил Аллу Рафаиловну и понял, что в уме такое не сосчитаю – нужна ручка и хотя бы клочок бумаги. И это все было рядом, только руку протяни. Сокамерник храпел. Я сел, взял его ручку и лежащий сверху лист бумаги и стал записывать и складывать – янв. 31 + февр. 28 + март 31 + апрель 30 + май 31 + июнь 30 + июль 31 + август тоже 31 + сентябрь 30.
