Свечка. Том 1 - [31]

– Евгений, не сюсюкай.

– Я не сюсюкаю, мама!

– Нет, сюсюкаешь!

Вот всегда, всегда она так…

– Мама!

– Я слушаю тебя, Евгений.

– Мама, как ты себя чувствуешь?

– Евгений, я тебя слушаю.

– Мама!

– Если ты сейчас не заговоришь по делу, по которому ты позвонил, я положу трубку. Говори – тебе нужна моя помощь?

– Да, мне нужна твоя помощь!

Помощь! Идиот, как я не догадался употребить это слово сразу? Есть несколько слов, которые, как волшебный ключик, отпирают сердце моей мамы. КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА! Одно из таких слов – ПОМОЩЬ.

– Я слушаю тебя, Евгений.

– Мама, не могла бы ты дозвониться до Женьки и попросить ее…

– Евгений, ты прекрасно знаешь, что я не стану звонить погрязшей в мещанстве женщине, даже если она твоя жена.

Есть также несколько ключевых слов, которые наглухо запирают сердце моей мамы. Одно из таких слов – мещанство. А у Женьки фамилия – Мещанинова, и она ею гордится. Вот и не сложилось…

– Хорошо, мама, не могла бы ты позвонить своей внучке Алиске и попросить ее найти в нашей телефонной книге номер мобильного телефона Геры…

(Молодец!)

– Разумеется, я могу это сделать, но почему ты не можешь это сделать сам?

(Идиот!)

– Евгений!

– Я застрял в дороге.

(В какой дороге? Ты точно идиот…)

– В дороге?!

Как же я мог забыть – это еще одно ключевое мамино слово – ДОРОГА! Теперь она сделает всё. Нет, старик, ты гений!

– Да, мама, я в дороге. И у меня сломалась машина.

– В это трудное для всех честных людей время ты купил себе машину?

– Это Герина машина, мама… Я ехал к нему, но машина сломалась. Я звоню из автомата, у меня один жетон, скоро кончится время…

– На какой ты улице?

– Это загородное шоссе.

– Загородное шоссе, какой километр?

– Это далеко, мама, общественный транспорт здесь не ходит.

Попробовал бы я назвать этот самый километр – через пять минут мама будет уже – В ПУТИ. Потому что: ЧЕЛОВЕК ПОПАЛ В БЕДУ.

– Евгений, ты попал в беду? Ты в опасности?

– Нет, мама, просто машина сломалась. Я в полной безопасности! В полной… Но мой друг Гера…

– Твой друг Гера отмывает грязные деньги.

Я знал, что она скажет именно так, я много раз это слышал.

– Мама, мой друг Гера в опасности! В очень большой опасности. Только, пожалуйста, не говори: «Скажи мне, кто твой друг, и я скажу тебе, кто ты», я слышал это много раз. Мама! Женька должна срочно до него дозвониться по его мобильному, номер записан в телефонной книге, дозвониться и сказать ему, чтобы он срочно уезжал. К своей тете в Харьков или к родственникам жены (если я скажу – в Америку, всё пропало, она не позвонит) – к родственникам жены, он знает куда. Срочно! Ему грозит опасность! Очень большая опасность! Моему другу грозит опасность!

Всё! Время кончилось, «жетон проскочил». Мама, это был вынужденный обман. Обман во благо. Мама… Если бы кто слышал наш разговор со стороны, то, наверное, подумал бы, что моя мама – жесткий, черствый человек, одним словом – сильная женщина. Но это совершенно не так! Моя мама – добрый мягкий человек, если одним словом опять же – слабая женщина. Но об этом никто не знает, никто даже не догадывается! Кроме меня. Хотя, мама, ты уверена, что и я этого не знаю. Ты ведь считаешь себя сильной, очень сильной. Потому что всю свою жизнь была вынуждена играть эту роль. Конечно, если бы был жив отец… Или, хотя бы, если бы ты еще раз вышла замуж. Или даже не замуж, пусть у тебя был бы друг – мужчина, даже, не побоюсь этого слова, – любовник, я на все согласен, лишь бы ты была самой собой (или самою собой, как правильно, мама?) – доброй, мягкой, беззащитной… Но ты не могла этого себе позволить. А что вы хотите – сорок лет учительствовать! Сотни, да нет, тысячи! Тысячи и тысячи неблагодарных кровопийц, один из которых – собственный сын. Вредный, въедливый, противный! Че Гевара сопливый… Никто и никогда не видел (двойное, даже тройное отрицание, я знаю, мама, но как еще сказать?), никто и никогда не видел твоих слез, я – видел. Ночью, когда притворялся, что сплю или просыпался вдруг среди ночи, а ты сидела над тетрадками и… Да, ты была строгая учительница, да, тебя боялись, но, что замечательно, прозвище у тебя было совершенно не обидное. Среди всех этих Уток, Волчиц и Черепах – Скобки Круглые. «Атас, Скобки Круглые идут!» (Интересно, что мама никогда не знала об этом своем прозвище, не догадывалась даже, а когда я, уже во взрослом возрасте, поведал ей эту тайну, она нисколько не удивилась, заметив лишь, что скобки помогают усваивать материал, причем не только круглые, но также еще квадратные и фигурные.) Как бы я ни готовился к твоим урокам, больше тройки ты мне никогда не ставила. Принципиально. А если наказывала, то первого – меня. Тоже принципиально. Одноклассники меня жалели. Зато никто ни разу не назвал маменькиным сынком! Да у меня лучшая мама на свете, а в том, что у нее не сложились отношения с моей женой и с моим другом, в этом виноват я сам! Сам! Моя душевная лень, мой внутренний конформизм, моя надежда на то, что все само собой рассосется. Не рассасывается! С какой стороны ни посмотри, во всем виноват я сам. Кроме сегодняшнего… То есть вчерашнего… Кроме сегодняшнего и вчерашнего. Это, старик, как ты любишь говорить, уже твои проблемы. Которые на время стали моими. Потому что ты мой друг. В противном случае здесь сейчас сидел бы ты. Как я сижу… И ждал бы Сокрушилина… Как я жду… Ага, вот он, кажется, идет! Ну, наконец-то, милостивый государь! Нет, это не он… Не он. Он не Сокрушилин, он другой… Не он. А кто? Грузин стоит под окнами роддома (там его жена родила), стоит и кричит ей: «Мальчик?». А она: «Нет». А он: «А кто?» Ха-ха! А кто? Не знаю кто, но со стопроцентной уверенностью могу утверждать, что не Сокрушилин. Нисколько не Сокрушилин, ни капли не Сокрушилин, просто полная его противоположность! Сокрушилин – это, если угодно, новая Россия, бесшабашная и щедрая, искренняя и непредсказуемая. Взял гитару и запел! В прокуратуре! Не побоялся, что в соседнем кабинете услышат. А этот – совок, осколок империи, мельчайший ее, микроскопический, можно сказать, осколок. Маленький, серенький, привыкший сгибаться перед начальством, а на голове, как у нашего покойного декана, нашлепка из волос. Нарукавников только не хватает… А, я понял, кто это! Это хозяин кабинета! Писигин! Типичный Писигин. (Как только я слышу эту фамилию, мне сразу хочется в туалет.) Интересно, он действительно меня не замечает или просто делает вид? Но у меня такое чувство, что где-то я его уже видел… Эта осанка, эта прическа… Где-то видел, где-то видел, где-то видел…