Свеча Хрофта - [65]

— И тебе не хворать, красавица, — буркнул гном, продолжая орудовать топором, так что щепки летели во все стороны, задевая Рунгерд, но та не шелохнулась, даже когда кусок коры едва не оцарапал ей лицо.

— Я пришла просить тебя, Владыка Кольчужной горы, не гневаться на меня и моих людей за то, что мы сделали, и предложить тебе свою руку. Руку друга, — Руни протянула ладонь гному и терпеливо ждала. Балин некоторое время продолжал тесать.

— Рук вечно не хватает, это верно, — наконец проговорил он, — только твои едва ли на что сгодятся. Такими руками ни копать, ни камни ворочать. Но Отец Дружин сказал, ты хороший мастер. Верно?

— Ему видней, — кивнула Руни, продолжая держать протянутую руку, но сквозь досаду на упрямство и злопамятность гнома пробивалось совершенно другое чувство. Хрофт назвал ее мастером.

— Ну, что ты мастер стянуть, что плохо лежит, я и сам знаю, — буркнул в усы Балин.

«Значит, лежало плохо», — едва не сболтнула девушка, но вовремя удержала рот закрытым.

— А вот на мастерскую и работу, твою и твоих людей, поглядел бы. А то в народе всякое говорят.

— Мой дом — твой дом, — улыбаясь, выдавила из себя Руни, и гном, довольно усмехнувшись, протянул ей широкую лапищу:

— Может, твоим людям помощь нужна? Вас, вижу, сильно потрепали. А мои ребята — народ крепкий и работу любят больше безделья. Какая слава в том, чтоб на заду круглый день просиживать. Так что иди по своим делам, мастерица, а как сделаем дело — потолкуем. Зла на тебя больше не держу. Воинов моих ты в Кольчужной горе пощадила — сонным заклятьем обошлась и спящих не прирезала. Я бы твоих не пощадил. И, случись еще такое, не пощажу. Но Один слово за тебя замолвил. И его слову я верю. А потому, раз уж ты здешняя госпожа, располагай моими ребятами, как нужда велит. Мы гости скромные и неприхотливые. Был бы добрый эль. Но если не найдется, сойдет и что попроще, лишь бы по усам текло.

Гномы дружно загоготали и снова принялись за дело. Рунгерд поклонилась Балину и, коротко, его воинам и пошла прочь.

Воины Рихвина почувствовали себя хозяевами лагеря и, несмотря на усталость и раны, принялись готовить ночлег для своих новых товарищей. Латали крыши, вешали на место сорванные с петель двери, натягивали между деревьями полотняный навес для тех, кому не хватит места в хижинах. Скоро к ним присоединились посланные Балином гномы.

Рунгерд с радостью замечала, как вновь заполняется жизнью опустевшая недавно громада ее муравейника. Только теперь она сумеет защитить своих людей. Завтра же они восстановят катапульты, и можно будет уже к обеду начать тренировки новых летунов. Сейчас кроме нее из умевших справляться с крыльями оставался только юный Эймунд. Последний раз она видела мальчишку верхом на Слейпнире высоко в небесах, когда Эймунд привел за собой гномов.

Пораженная внезапной мыслью, Рунгерд едва не вскрикнула, прижала к губам руку. Почему она раньше не вспомнила о Слейпнире? Девушка бегом бросилась туда, где последний раз мелькал над полем битвы белоснежный конь Одина.

И бессильно опустилась на траву рядом с лежащим на земле жеребцом. Заплаканный парнишка Эймунд держал на коленях тяжелую голову коня. Слейпнир хрипел, с его губ падала клочьями розовая пена.

Будь на его месте другой конь, Рунгерд бы, не сомневаясь, прекратила страдания несчастного животного. Но это был Слейпнир. И девушка позволила себе лишь спрятать слезы, уткнувшись в его блестящую шерсть, и надеяться, что кровь богов, текущая в жеребце, не позволит ему погибнуть.

Она приказала перенести Слейпнира в сарай и послала Эймунда за Отцом Дружин.

Хрофт не сказал ни слова. Он лишь положил руку на голову коня, погладил его по шее и вздымающимся рывками бокам. И остался сидеть рядом, устроившись на соломе.

— Эймунд и я побудем с ним, — проговорила Рунгерд, пытаясь разрушить мертвую тишину, что повисла между ними, отгородив Отца Дружин невидимой стеной, которую Руни так хотелось сломать.

— Не надо, — ответил Хрофт тихо и устало. От тона его голоса слезы навернулись на глаза девушки. Сидевший перед ней могучий воин, положивший руку на перепутанную, слипшуюся от крови гриву Слейпнира, не был тем, кого она знала. Не Один и не Хрофт, бледная тень Хрофта. Пустая оболочка, которая на ее глазах заполнялась болью и чувством вины. — У тебя достаточно дел в лагере. Теперь, благодаря твоей лжи, у нас есть армия. И ее надо накормить и устроить на ночлег. Благо Балин позаботится о своих сам. Но те, кого ты заставила принести мне клятвы…

— Я не заставляла, — вскрикнула Рунгерд. — Я всего лишь хотела остановить эту бойню. И подействовало. Ты в этом обвиняешь меня, Отец Дружин?

Она не боялась быть резкой и злой. Потому что даже его гнев, его злость, его брань были лучше, чем это мертвое безразличие.

— Ты бы хотел, чтобы они перегрызли друг другу глотки, а заодно мне и моим людям? Тогда ты смог бы спокойно вернуться к своим пирушкам и девкам! — Рунгерд и сама не ответила бы, отчего образ воительницы, что бросала жадные взгляды на Родителя Ратей, словно стальная заноза, засел ей в сердце.

— Ты солгала, — проговорил Хрофт, не обратив внимания на запальчивые речи девушки и по-прежнему не желая удостоить ее взглядом.