Сват из Перигора - [56]

Они выехали из деревни и миновали памятник «Трем жертвам нацистских варваров, расстрелянным 19 июня 1944 года». Взглянув на мемориал, Эмилия поинтересовалась у своего спутника, как поживает мадам Серр. Почтальон ответил, что старушка все так же живет по соседству с Гийомом Ладусетом и каждый год посещает мемориальное богослужение — собственно, как и большинство их односельчан. После чего напомнил Эмилии, как были убиты трое жителей деревни, хотя забыть о таком было невозможно. Существовала, однако, одна деталь, о которой почтальон не рассказал владелице замка, ибо ни он сам, ни кто-либо в деревне, помимо семейства Серр, о ней даже не догадывался. В отличие от двух других жертв, застреленных в Амур-сюр-Белль группой немецких солдат-новобранцев 19 июня 1944 года, брат-близнец мадам Серр не был участником Сопротивления. Слишком робкий, чтобы пойти в maquisards,[21] и чересчур юный для призыва на военную службу, днем он отсыпался в одной из доисторических пещер невдалеке от деревни, а по ночам трудился на семейной ферме, чтобы его родные не умерли с голоду. До сих пор так и не известно, кто же шепнул врагу о том, что паренек замешан в подрывной деятельности, но свои тридцать сребреников в виде трофейной ветчины эта сволочь себе гарантировала. И когда в следующий раз — что случалось довольно редко — юноша рискнул появиться в деревне средь бела дня, он неожиданно столкнулся с солдатами, как раз выходившими из-за угла. Паренек запаниковал и бросился бежать вместе с двумя другими мужчинами, которые так же обратились в бегство при виде немцев. В следующую секунду всех троих скосила автоматная очередь…

Какое-то время Эмилия сидела, не произнося ни слова. Она думала об ужасной судьбе брата-близнеца мадам Серр и преступниках, которым нет прощения. Мысли ее перескочили на недавнего гостя, приятного немца-туриста, и она решила, что все это выше ее понимания.

— Ты помнишь разносчика-мясника? — спросил почтальон после того, как они свернули налево в Брантоме и ехали по аллее, усаженной платанами.

— Это тот, что погиб в автомобильной аварии? — уточнила Эмилия.

— О, я не имел в виду Пьера-Альбера Робера, но — да, так оно и было, упокой Господи его душу. Кстати, это я обнаружил его фургон в придорожной канаве. В любом случае, советую быть осторожнее с его преемником. В начале года его на два месяца лишили лицензии — говорят, он добавлял в паштет кратереллус[22] и выдавал их за трюфели.

Машина теперь мчалась по зеленой равнине.

— Помнишь место, где мы встретились на ступеньках церкви? — спросил Жильбер Дюбиссон.

— Да.

— Как раз над ним, в водостоке, нашли очки Патриса Бодэна. Тощий аптекарь, помнишь? Он еще стал вегетарианцем после того, как попробовал кассуле Гийома Ладусета, хотя сваха утверждает, что фармацевт наверняка вступил в какую-нибудь тайную секту, иначе чем еще объяснишь столь жуткое завихрение мозгов? Как бы то ни было, Патриса Бодэна унесло во время мини-торнадо, а Модест Симон с тех пор не проронила ни слова. Наверное, представила себе его разлагающийся труп. Поговаривали, она даже наняла частного детектива, чтобы разыскать его. Конечно же, Гийом Ладусет использовал исчезновение аптекаря как очередное подтверждение своей теории о тайной секте. Только, ради бога, постарайся не упоминать при нем ничего такого, что связано с аптеками, природными катаклизмами или внезапной потерей в весе, — иначе ты его только заведешь.

Наконец спутники достигли деревушки Сен-Жан-де-Коль и даже умудрились найти на обочине место для стоянки — случай поистине неслыханный. Между домами узкой улочки, что привела их к замку, были натянуты гирлянды красных и оранжевых бумажных цветов — две последние недели их вырезали в сельском клубе всем миром, взбудораженным скандалом вокруг местного мэра. Они остановились у столика, где брали плату за вход, и Эмилия Фрэсс инстинктивно потянулась за кошельком, но Жильбер Дюбиссон вежливо попросил спутницу не беспокоиться. После того как их ладони проштамповали синими тюльпанчиками, они продолжили путь по узкой улочке, мимо бородача, торгующего свечами и медом, и остановились у первой цветочной палатки. Пока они любовались изумительным многоцветием гераней и пеларгоний, выстроенных на земле с четкостью древнеримского легиона, почтальон признался, что страшно гордится ящиками для цветов на своих окнах. А затем обратил внимание Эмилии на purkulettes jaunes с их пятнистыми бордовыми листьями и желтыми краями и сказал, что находит их необычайно привлекательными. Эмилия согласилась, что они прелестны, и, показав на те, что стояли в переднем ряду, призналась, что ей особенно нравятся их звездчатые листья, которые Жильбер Дюбиссон абсолютно верно определил как Distinction. После чего оба сошлись во мнении, что никогда не следует покупать что-либо в первой же лавке, на которую ты наткнулся, а нужно как следует все осмотреть. Но когда они отходили от цветочного ларька, почтальон то и дело оглядывался на purkulettes jaunes, а владелица замка мечтательно провожала взглядом звездчатые Distinctions, и оба, не сговариваясь, подумали о кошмарной перспективе — вдруг к их возвращению владелец палатки ухитрится все распродать. В следующее же мгновение под прилавком стояло два оплаченных полиэтиленовых пакета, дожидаясь, пока их заберут на обратном пути.